У неё даже уши покраснели и Джеймс весь растекся от удовольствия.

— Ты…если ты сейчас же не свалишь, я тебя заколдую. Понятно? — и она прищурилась. Она всегда щурилась, когда сильно злилась.

На какое-то время он отстал от неё и Лили снова занялась зельем.

Джеймс склонил голову набок, глядя, как она смешивает, толчет, нарезает, сосредоточенно закусив щеку. Волосы упали ей на лицо и шея была так покорно и красиво склонена вниз, что Джеймсу было видно облачко золотистого пушка на ней у самых волос.

— Эванс, ты в курсе, что у тебя щеки как у хомяка? — задумчиво спросил он, подперев голову кулаком.

Лили моргнула и подняла голову. Глаза у неё в этот момент были красивущие, и снова их взгляд ударил ему в голову, словно крепкий алкоголь.

— Чего?

И прежде, чем она успела сообразить, что к чему, он протянул руку и потрепал её по щеке.

Лили шлепнула его по руке, и он засмеялся.

Судя по всему Слизнорт обещал задержаться надолго.

Джеймсу стало скучно. Он положил одну ногу на парту и какое-то время менял цвет своих шнурков, а когда Эванс отлучилась, вымыть руки от сушеного помета пикси, осторожно стащил её палочку.

Вернувшись, она, конечно же, бросилась её искать.

Джеймс помучал её немного и сказал, что вернет палочку, в обмен на обещание никогда не поднимать её на него.

Лили, кипя от ярости, согласилась и он, демонстративно почесывая волосы и глядя в потолок сообщил ей, что она у него под рубашкой, за поясом. И задрал рубашку. Все заржали, увидев палочку, торчащую из-за пояса в самом интересном месте. Эванс сжала губы и под раскаты мужского гогота подняла на Джеймса убийственный взгляд, а потом попыталась схватить палочку, но она застряла. Эванс дернула её еще раз, и еще, и смех только усиливался, а потом она сузила глаза и прошептала, что сейчас использует чары, от которых у Джеймса все хозяйство прыщами пойдет.

Пришлось вернуть ей палочку, но осознание того, где она побывала, и что Эванс теперь держит её в руках, грело Джеймсу душу.

И, если уж говорить начистоту, она тоже вела себя не совсем честно. Сначала прогоняла, а потом, когда зелье надо было помешивать, встала со стула и принялась работать стоя. На Джеймса она обращала внимания не больше, чем на его стул, но работала уж больно странно — то ей надо было потянуться за какой-нибудь баночкой, то чуть присесть, чтобы подкрутить ручки на горелке.

Нет, конечно, всё дело могло быть в том, что она — магла и не привыкла, что некоторые вещи можно приманивать и тушить чарами…но Джеймсу все равно было тяжело просто сидеть и смотреть на все эти танцы, так что он стащил её тетрадку по зельеварению, перелистал, громко бубня припев из песни «Twist and Shout», а потом съехал как можно ниже по стулу, положил раскрытую тетрадку себе на лицо, закрывая вид на Эванс и запел ещё громче.

Наконец-то Лили сдалась и стукнула по столу ладонью.

— Поттер!

Он рассмеялся и на ощупь легонько похлопал её по плечу, но забыл, что она уже не сидит и случайно дотронулся до её груди.

Лили взвилась как ужаленная и замахнулась, чтобы врезать ему по морде, но Джеймс увернулся, тетрадка шлепнулась с его лица на пол и из неё выпала цветная, неподвижная фотография молодого мужчины. Типчик пялился на Джеймса сладкими, но глупыми, как у коровы глазами и так белозубо улыбался, словно они только что с ним лопали клубнику со сливками.

— Это твой парень, Эванс? — спросил Джеймс, помахивая карточкой. Лили попыталась выхватить её, но безуспешно, конечно же.

— Кто, Элвис — мой парень? — она сложила руки на груди и посмотрела на него как на недоумка. Когда она это сделала, в вырезе её блузки показался край белого кружевного лифчика, и Джеймс на секундочку отвлекся.

— А? — спросил он. — Я спросил, он, что — твой парень?

— Элвис?

— Я — Джеймс, Эванс.

— Я помню, Поттер.

— Да или нет?

— К сожалению нет.

— А это ничего, что он выглядит как баба?

— Он не похож на бабу.

— Тебе нравятся парни, похожие на баб, это точно. А почему ты таскаешь его фотку в тетради?

— Это не твоё дело.

— У меня есть твоя фотка, Эванс, — сказал он, согнав с лица улыбку и принимаясь раскачиваться на стуле, так, как это любит делать Сириус.

Надо отдать Эванс должное, она — крепкий орешек. Ничего не сказала. Вот вообще ничего.

— Хочешь знать, что я с ней делаю?

Эванс капнула в зелье какой-то хренью из пузырька, и зелье громко и сердито зашипело.

Она помахала ладошкой, разгоняя хлынувший из котла пар.

— Хочешь знать? — громче повторил Джеймс и со стуком поставил стул на все четыре ножки. На него вдруг накатилась жуткая злоба.