— Предлагаю выпить за наше знакомство, — поднял он свою рюмку, и я проделал то же самое.

Закусив, Виктор Аскольдович закурил сигару, и только после этого перешёл к интересующему его вопросу:

— Что ж, Ефим Николаевич, не изволите ли поделиться своей историей. Начало её, во всяком случае, меня сильно заинтриговало.

— Отчего же, поделюсь в общих чертах. Началось всё в Одессе, где я работал докером, хотя по жизни мне пришлось сменить немало профессий, но все они, сразу предупреждаю, были вполне легальны. Повоевать, кстати, по молодости не удалось, я вообще человек мирный. Но только если меня не трогают. Меня или моих близких, — уточнил я. — А тут получилось, что как-то вечером мы с моей знакомой решили посидеть в кафе, где у меня и случился конфликт с группой молодых мерзавцев. Одним словом, за то, что заступился за девушку и слегка покалечил сына местного партийного начальника, мне присудили шесть лет лагерей. Отбывать срок отправили в Коми, а там у меня вышло недоразумение с местными блатными, кое-кого пришлось отправить на тот свет. А чтобы лагерное начальство меня следом не отправило, решился на побег. Шёл зимой через тайгу, заболел, спасибо местному охотнику, выходил на своём зимовье. А по весне отправился дальше, в Архангельск. Там уже пробрался на американский сухогруз и приплыл сюда, в Нью-Йорк.

— Однако, — прищурился Вержбовский, качнув головой. — Весьма, весьма занятная история. И как же вам удалось устроиться в Нью-Йорке?

— Благодаря протекции капитана сухогруза познакомился с антикваром, который держит свою лавку недалеко от Манхэттена, а тому как раз был нужен помощник. Жалование небольшое, но пока на жизнь хватает, а там, глядишь, со временем ещё что-нибудь придумаю. А вы, наверное, уже лет двадцать как эмигрировали? — перевёл я стрелки на собеседника.

— Примерно так, — кивнул бывший офицер. — Предательство Думы и восстание большевиков не оставили выбора мне и моей семьей, как, впрочем, и многим русским людям, не захотевшим жить при новой, кровавой власти. Переправив своих близких в Париж в 1918-м, обустроив их там, год спустя я вернулся в Россию и воевал с красными на северо-западном фронте под знамёнами генерал-лейтенанта Родзянко. Во время наступления на Петроград был ранен, после госпиталя оказался негоден к строевой службе, вернулся к семье в Париж. В 1923-м мы по примеру многих соотечественников решили искать счастья в Новом свете. Приплыли в Нью-Йорк, обосновались в более-менее русском районе Бруклина. Оставшиеся средства удалось удачно вложить в одно предприятие, так что пока мы с женой пока держимся на плаву. Кстати, Александр Павлович Родзянко также эмигрировал в Америку. Здесь он возглавляет полковое объединение кавалергардов США и председательствует в отделе Союза пажей, мы периодически с ним видимся.

— А дети у вас есть?

— Да, сын и дочь. Дочь вышла замуж за мормона — он поморщился, — уехала жить к нему в Колорадо-Сити, штат Аризона. Даже приняла их веру, так что мы с ней особенно не общаемся. А сын женился на дочери русских эмигрантов, у него в Нью-Йорке, свой, как тут принято говорить, бизнес.

— А что за бизнес, если не секрет?

— Так вот этот трактир и есть его бизнес, который он три года тому назад открыл на паях с родителями невесты. Поэтому угощение для нас с вами ничего и не стоит. А вот и он, мой Андрей.

К нам подошёл вполне современно одетый молодой человек лет около 30, с которым мы учтиво раскланялись.

— Знакомься, сын, это Ефим Николаевич Сорокин. Будучи несправедливо обвинён, он бежал из Советов в поисках лучшей доли, умудрившись добраться до Архангельска и там спрятаться на американском судне.

Мы обменялись с младшим Вержбовский дежурными фразами, после чего он снова исчез в недрах трактира.

— Ну а как вообще русские живут в эмиграции? Наверняка ведь не всем удаётся поднять собственный бизнес.

— Что делать, — вздохнул мой собеседник. — Каждый выживает как может. Но мы по возможности стараемся держаться друг друга, у нас существует даже что-то вроде кассы взаимопомощи. Если уж кому-то придётся совсем худо, ему могут из этой кассы выдать какую-то сумму, естественно, с возвратом, но без процентов — мы не банкиры. Впрочем, это касается приличных людей, потому что, к сожалению, швали среди наших соотечественников тоже хватает… Ну а как там, в России?

— В Советском Союзе, — я преднамеренно поправил Вержбовского, — в Советском Союзе строят социализм. У богатых всё отняли и разделили между населением поровну. Хотя, как обычно бывает, если все равны, то некоторые всё же более равны, чем другие. По моему мнению, с революцией, конечно, перемудрили. Я вообще слышал, что её спонсировали из-за границы, но не могу утверждать этого однозначно. А тут ещё Гражданская война, разруха, из которой вроде бы начали как-то выбираться.

— В наших эмигрантских газетах пишут, что большевики своих же сажают. Это правда?

— Есть такое, поговаривают, что товарищ Сталин решил почистить партийный аппарат от старой гвардии. Думаю, типов вроде Троцкого можно бы и зачистить, но, к сожалению, до кучи под гребёнку попали и невинные люди. Сначала Ягода переборщил, затем Ежов взялся за дело, засучив рукава. С другой стороны, на то, чтобы реализовать грандиозные проекты вроде Беломорско-Балтийского канала, нужны огромные людские ресурсы. Нанимать сотни тысяч людей и платить им деньги — слишком невыгодно. Легче взять крепкого мужика по ложному доносу и отправить его на стройку канала или Днепрогэса, чтобы пахал за похлёбку и кусок хлеба. Понятно, что бесчеловечно, но в руководстве партии другого выхода не видели. Зато потомки будут вспоминать безвестных строителей с благодарностью, пользуясь плодами их трудов.

— Вы думаете, советская власть — это надолго?

Хм, уж кому, как не мне, знать, что СССР закончит своё существование в декабре 1991 года. И это при том, что подавляющее большинство населения страны проголосовало за сохранение страны. Но Ельцин с подельниками по Беловежской пуще решили по-своему.

— Не знаю, — уклончиво ответил я, — может быть, и надолго. Правда, в ближайшее время следует ждать серьёзных испытаний. Гитлер спит и видит, как войска Вермахта маршируют по красной площади.

— Да, я читал о том, что германские нацисты готовятся чуть ли не к началу Второй мировой войны. Однако хочется надеяться, что не отважится на самоубийственный шаг, поскольку против него выступит весь мир… Слушайте, а что вы делаете сегодня вечером? — огорошил меня вопросом Вержбовский.

Вот те раз, на свидание, что ли, приглашает? Да вроде бы с виду не из таких.

— А вы с какой целью, простите, интересуетесь? — процитировал, пусть и не дословно, я кота Матроскина.

— Хотел бы пригласить вас выступить на одном из наших вечерних собраний, пусть и остальные услышат вашу историю.