– Да боже избави, ты что, Марго не знаешь? Но Эличка сказала, что ты стал много пить…

– Ах Эличка сказала… – горько усмехнулся Даниил Аркадьич.

– Да, она волнуется, она тебя очень любит, но Марго для нее превыше всего.

– Слушай, Лева, я, конечно, не образцовый муж, но я люблю Марго. Да, я совершил промах…

– Ну, это нельзя так назвать, ты как раз не промахнулся, баба-то залетела…

– Откуда я знаю, от меня или еще от десятка других… Она никогда мне даже не намекала, что этот ребенок от меня. И вообще, мало ли что бывает, уж кому как не тебе это знать.

– Ох, мои курочки так громко не кудахчут.

– Погоди, еще не вечер, напорешься на творческую натуру, она еще на весь мир прокудахчет…

– Да ты что… Творческие натуры не моя стихия. Мне пока еще телесный контакт важнее духовного.

– Тебе можно только позавидовать… А я… Да пойми ты, Лева, я был готов к тому, что Марго меня прогонит, но она мудрая женщина и решила просто не брать эту историю в голову… Но ей не дают… И она постепенно отдаляется, замыкается в себе, а я просто не понимаю, что делать… Вот и пью… Она уже похудела, побледнела, стала нервная, не подпускает меня, ссылается на усталость…

У Льва Александровича зазвонил мобильник. Он схватил трубку и тут же расплылся в глуповатой улыбке.

– Да, солнышко! Ну конечно, как договорились! Найдешь? Я не смогу, примчусь прямо с совещания, а ты меня там жди, как будто дома… Ну постарайся, солнышко. Я тебя целую. И очень люблю, – добавил он томным шепотом.

– Лева, опять шашни?

– Это, брат, не шашни, это, наверное, любовь.

– Это не Аля часом?

Лев Александрович побледнел.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, я все-таки не слепой… А как же Римма? Еще не напала на след?

Даниил Аркадьич рад был возможности перевести разговор.

– Нет, я шифруюсь… Знаешь, Аля совсем что-то особенное… У меня таких не было еще…

– А кто тут говорил, что предпочитает телесный контакт?

– В принципе да, предпочитаю, но тут меня зацепило… Ты только не продай меня Марго. Алька ее побаивается… Знаешь, летом мы встречались у нее, а сейчас дочка в город переезжает, так я квартирку снял. Любовное гнездышко.

– Левка, скажи, как тебя на все хватает?

– Сам иногда удивляюсь. И потом Аля не творческая натура, интервью давать не станет, да и я прессе глубоко неинтересен. Так что…

– А я ведь на этой истории погорел и здорово… Меня брали на российский канал, а после скандала отказали.

– Да ты что? Неужто сейчас такие штуки играют роль?

– Не думал, но понимай как хочешь…

– Слушай, зачем она это сделала? Так тебя любит?

– Какая на фиг любовь? Просто дура, и еще считает это божеским делом…

– Дань, скажи, а как она в койке?

– Кто?

– Да Богословская твоя…

– Да уж не помню… – поморщился Даниил Аркадьич.

– А сколько ей лет?

– Слушай, не хочу я о ней говорить, давай лучше о твоих курочках… Или об Але. У вас с ней любовь?

– Черт его знает… Иногда она меня просто бесит. С виду такая скромница, тихоня, интеллигенточка, а иной раз упрется, с места не сдвинешь…

– В смысле не дает?

– Да нет, дает всегда, но мнение у нее, видите ли, свое и вмертвую… А я как-то не привык, меня это раздражает…

– Ты что же, жениться на ней думаешь?

– А как я могу? У меня ж ничего нет.

– То есть? – крайне удивился Даниил Аркадьич.

– Вот то и есть, Римма все на себя перевела, и дом и фирму…

– А ты что думал?

– Да там с налогами заморочки, то, се… Теперь вот пытаюсь насмерть стоять, чтобы она отцовский дом в Финляндии не заграбастала… Она уж подбивает клинья, но я пока держусь.

– Круто! Да, брат, плохи твои дела, не вырвешься. Но с другой стороны, любовь ведь…

– В моем возрасте рассчитывать на бескорыстную любовь как-то глупо.

– Вот с Алей как раз не глупо. Она вполне на такое способна.

– Наверное, но… И потом, знаешь, у меня уже сил нет что-то кардинально менять… Я привык. Поэтому… Пусть все идет как идет.

– А Аля, конечно, ничего не требует?

– Да боже избави…

– А как Верочка? – улыбнулся Даниил Аркадьич, которому Лев Александрович время от времени хвастался своим донжуанскими подвигами.

– Верочка? А я ее уволил уже.

– Как?

– Обнаглела она. Ну ее, я на ее место другую взял, хорошенькая, сочненькая, и такие титьки… Обалдеть.

– Ты ее уже оприходовал?