Шрифт:
И Надя тогда говорила папе:
– Видишь, птицы и со мной здороваются.
БЕРЕЗКА ПЛАЧЕТ
Целую неделю на улице было пасмурно. Надю гулять не пускали.
Но тёплые дожди и туманы быстро, согнали снег. И, когда опять засияло солнце, не узнать стало Себерянки. Она широко разлилась по лугам, затопила дощатый мостик. В эти ростепельные дни даже папа не ходил в лес: ни пройти, ни проехать стало кругом.
Потом вода понемногу начала убывать. Уже можно было по мостику перебраться на другой берег.
Папа сказал Наде:
– Сходим-ка в лес. Я посмотрю, не пора ли готовить ямки под новые посадки. А ты, может, подснежников нарвёшь. Наверное, уже зацвели.
Сходить в лес да ещё за первыми цветами - для Нади праздник.
– Скорей, папа, пойдём!
– торопит она и берёт его за руку.
– Нарвём большой-пребольшой букет. Целый сноп.
– Зачем тебе такой?
– заинтересовался папа.
– Чтобы лучше пахнул. Цветов будет много, значит, и пахнуть будут сильнее.
Через мостик переходят они осторожно. Во время половодья его сильно расшатало - чуть не унесло!
На лугу ещё много луж. Есть такие глубокие, что даже в своих резиновых сапожках Надя не может их перейти. Приходится папе брать её на руки. Наде тогда становится очень весело. Как же: большая девочка - и на руках!
Она вертится из стороны в сторону, хочет всё осмотреть. Ведь с такой высоты далеко видно.
Папе тоже весело. Иногда он притворится строгим, дойдёт до середины лужи и остановится:
– Слезай. Сама ходить умеешь.
Где там! Надя обхватит руками папину шею, да так крепко, что не оттащить. Будто испугалась.
– Ну ладно, сиди. Только смирно и не болтай ногами. Сапоги потеряешь.
Так они доходят до леса. Медленно идут по лесной тропинке. Папа посматривает вокруг и будто сам с собой говорит:
– Через день-два можно начинать копать…
В лесу кое-где ещё лежит грязноватый снег. Но кругом всё ожило. Где-то меж прошлогодних листьев и пожухлой травы, у самых Надиных сапожек, струится говорливый ручеёк. Наклонишься - и очень хорошо станет слышно его.
Лес наполнен птичьим гомоном и свистом. Звонче всех высвистывает свои переливчатые коленца зяблик.
– Как хорошо поёт!
– говорит Надя.
– Наверное, это та птичка, у которой гнездо сгорело.
У папы удивлённо поднялись брови:
– Какая птичка?
– А помнишь, ты мне читал про неё… У которой гнездо сгорело и птенчики…
– Ну?
– Так вот, она потом улетела в лес и там свила новое гнёздышко.
– Кто это тебе сказал?
– Мама. Она сказала, что осенью, когда подросли птенчики, все они улетели в тёплые края. А вот сейчас, весной, прилетели обратно. Вот птичка и радуется. Ведь это та птичка поёт?
– Она самая, - подтвердил папа и чему-то улыбнулся.
На полянке Надя нашла первый подснежник. Лепестки у него были и синие и фиолетовые.
– Подожди, папа, я немножко пособираю их.
И Надя наклонилась над цветком.
Тут на руки ей упала холодная капелька, потом другая, третья…
– Откуда это дождик?
– удивилась Надя и, запрокинув голову, посмотрела вверх.
Небо было чистое, на нём ни облачка.
В это время неизвестно откуда большущая капля упала прямо на веснушчатый Надин нос.
– Посмотри-ка на ветки, - говорит папа.
– Вон там, где обломаны веточки, везде выступили капельки. Видишь?
– Вижу, теперь вижу!
– кричит Надя и хлопает в ладоши.
– Это каплет из сучка!
– Верно. Только радоваться тут нечему, - хмуро отвечает папа.
– Это берёзовый сок. Поранили берёзку, он и капает… Вот и тут кто-то обломал ветки. Ишь, безобразники!
– Значит, это берёзка плачет? Ей больно?
– Вроде этого.
Задумалась Надя. Смахнула капельки с лица и спросила со вздохом:
– А берёзка выздоровеет? Она не будет больше плакать?
– Выздоровеет. Поболеет немножко и выздоровеет.
Надя опять повеселела.
Посидели они с папой на полянке, послушали, как поёт голосистый зяблик, как пересвистываются дрозды, как выбивает по сухой коре барабанную дробь пёстрый дятел.
– Как хорошо здесь!
– говорит Надя.
– Правда, папа?
– Правда.
БЕРЕЗКА ВЫШЛА ПОГУЛЯТЬ