Поэтому по мере сил на глаза ей я старалась не попадаться.

– Построились! Бегом! Три круга! Шевелитесь, шаромыги обморочные! Живее!

Мы грустно потрусили по кругу, я затесалась в середину, стараясь не выбиваться из строя. Плестись в хвосте чревато, Гарпия красноречиво похлопывала хлыстом по голенищу сапог, и я не сомневалась, что, если окажусь в конце, она не применет использовать его по назначению. А ощутить жало хлыста на своей шкуре мне что-то не хотелось.

Морозный воздух царапал горло, драл легкие, но я была ему благодарна. Он хоть немного прогонял из головы обморочную ночную тьму, от которой заходилось в ужасе нутро. Мысли ворочались в голове тяжело, как толстый склизкий червяк в склянке. Как я ни старалась, ничего дельного на ум не приходило. А подумать бы надо. Трезво и здраво взвесить ситуацию, найти решение.

Хотя какое тут решение: кроме паники и тошноты, бульканьем подступающей к горлу, ни о чем думать не удавалось. И посоветоваться не с кем. Даже Ксеньке не рассказать – испугается, шарахнется как от скаженной, тогда совсем худо мне станет.

Но что делать? Что же мне делать? Ведь не выдержу, засну, и тогда это повторится! А не спать не смогу, устала так, что еле ноги переставляю. А ведь еще только утро! Девчонки бегут ладно и сильно, взбодрились на утреннем холодке. Разрумянились, глаза блестят!

А я уже на первом круге хриплю как загнанная лошадь!

Поспать бы… Хорошо так, по-настоящему, а не тревожными урывками, как сплю я уже три месяца. Свернуться бы на теплом топчане, под пушистым одеялом, и спать, спать, спать… Долго-долго и сладко-сладко. Без тоски, сжимающей горло, без страха, без Зова.

Икры обожгло болью, и я вынырнула из мутной, затягивающей меня дремоты. Все-таки я отстала, оказалась в хвосте, чем Гарпия и воспользовалась с радостью. Я мельком увидела замах, и снова ноги вспыхнули от удара хлыста.

Даже зимой мы бегали в ботинках и коротких штанах, по колено. Сверху – рубахи и старые меховые безрукавки, на головах платки. Но ноги почти голые, прикрытые только грубыми суконными чулками. И получать по ним хлыстом было очень и очень болезненно. Тем более получать по еще не зажившим и даже толком не затянувшимся вчерашним ранам. И позавчерашним. Да что там говорить, последнее время получала я по своим несчастным ногам постоянно. К тому же Гарпия вымачивала свой хлыст в соляном растворе…

Я заскулила, зная, что нельзя. Это правило! Плакать у нас запрещалось. Наказания нужно было принимать стоически и смиренно, еще желательно с благодарностью. Но сегодня мне это решительно не удавалось. Не было во мне благодарности ни на медяк! Затянувшиеся коркой старые раны полопались, теплая кровь полилась в ботинки, и вместо благодарности я испытала лишь прилив ненависти!

– Не ныть! – радостно заорала Гарпия, и снова мои ноги обвил хлыст. Боль, кажется, обожгла все нутро, я клацнула зубами, чуть не откусив язык, и, не устояв на подкосившихся ногах, рухнула лицом на дорожку. Из носа закапала кровь, и я равнодушно вытерла ее рукавом.

– Встать! Кому сказала! Бегом! Еще круг!

Я, шатаясь, встала на четвереньки, кое-как поднялась. Ладони ободраны, нос разбит, ноги болят нестерпимо. И это только начало дня!

– Бего-о-о-ом-м-м!!!

Гарпия с вытаращенными глазами снова замахнулась. Этого удара я уже почти не почувствовала… Шатаясь, заковыляла по дорожке. Бегом это, конечно, трудно назвать, но хоть так. У меня появились серьезные опасения, что если упаду снова, Гарпия оторвется на мне по полной. Послушницы уже закончили пробежку, я уловила несколько сочувственных взглядов. Правда, тайком, никто не хотел разделить мою участь. Я, хрипя и пошатываясь, волочилась по дорожке, из носа капало, и я вытирала его рукавом, оставляя на ткани красную полоску.

Еще и стирать придется. А на холоде сохнет долго… Это плохо. Или так пойти на занятия?

Нет, нельзя. Мне предстоит урок святопочитания и смирения у арея Аристарха, он хоть и не Гарпия, но гад еще тот. Лучше в мокрой пойду!

Я сосредоточенно переставляла ноги. Ворота маячили где-то вдалеке и, кажется, совсем не приближались. Эх, не доползу…

Надо подумать о чем-нибудь, что отвлечет меня от боли в ногах, от душащих слез и бесконечной усталости.

В голову опять полезло видение удобного топчана с теплым пушистым покрывалом… Мягким-мягким, теплым-теплым… Надо встряхнуться.

«Ветер крылышки мне дарит, в спинку ласково толкает… Укрывает, закрывает, помогает, помогает… – забормотала я себе под нос детскую песенку. – Снег пушистый все укроет, успокоит… успокоит…»

А как там дальше? Забыла!

Ох! За детской считалочкой даже не заметила, как доплелась до ворот! Гарпия смотрела дикими глазами, не ожидала, видимо, такой живучести от меня – ходячего трупа, даже хлыст выронила. И медленно, словно через силу, мне кивнула, отпуская.

У меня от радости даже силы появились, и я почти бегом припустила к приюту.