Шрифт:
– Паренек, не бойся, мы тебя не тронем! Покажи, где ваш главный мулла живет!
Мальчишка глядел, ничего не понимая. Его заплаканные черные глазенки блестели, как у звереныша, он тер кулаком замурзанные щеки.
– Ты не так! – вмешался Филимон. – Я умею с ихним братом разговаривать… Эй, знаком! Мулла, большой мулла бар? Э? Сеид бар, айда! [171]
– Сеид? – Мальчик понял. – Сеид айда!
И он повел русских в ту часть города, где, мало затронутые пушечным обстрелом, стояли дома казанских богачей. Тут было тихо и безлюдно. Лишь изредка показывались вдали вражеские воины и тотчас скрывались: очевидно, татары думали, что двое русских – разведчики большого отряда.
171
Бар (татарск.) – есть; айда (татарск.) – пойдем.
– Эх, Ильин, – с тревогой говорил Филимон, – попадем мы в беду! Налетят недруги – что мы двое сделаем?..
Филимон чрезвычайно обрадовался, когда, выглянув из-за угла, увидел русских. Он бросился навстречу:
– Братцы, сюда, сюда давай! Здесь свои!
К Андрею подошли Нечай, Демид Жук и Василий Дубас. Возбужденные боем, они тяжело дышали, лица их были покрыты грязью и кровью.
– Андрюша, – весело вскричал Нечай, – какая надобность тебе тута ходить?
Голован быстро объяснил, и маленький отряд двинулся по узкой улице.
До дворца Музафара-муллы добрались благополучно и отпустили татарчонка. Русские перебежали через пустой двор мужской половины и остановились перед закрытой калиткой. Прочная дверь выдержала первые удары.
– А ну, берись дружней! – скомандовал Филимон.
Из земли вырвали скамейку, подтащили, размахнулись:
– Р-раз!.. Р-раз!..
– Дружиной возьмемся – сразу сделаем, – пыхтели мужики.
– Дружиной, робятушки, ловко и батьку бить! – подсмеивался веселый Нечай.
Дверь разлетелась вдребезги, и люди, толкая один другого, хлынули в калитку.
Голован бежал впереди, и ноги у него подкашивались.
И вдруг у низенькой сакли он увидел согбенного старика с обнаженной головой, с венчиком седых волос вокруг большой лысины. Его поддерживала высокая девушка с русыми косами и голубыми глазами. Старик бессильно переступал навстречу русским, размахивал руками и слабо кричал…
– Никита!..
Голован бросился к учителю. Старик был так поражен, что не мог сделать и шагу: Андрей, которого он много лет считал мертвым, появился выросший, возмужавший…
– Андрюшенька, родный!.. Живой?.. А я-то по тебе горевал…
– Отец… наставник… – взволнованно бормотал Голован. – Уж как же я рад!..
Никита, Голован, Дуня и ратники вышли из дворца сеида через потайную калитку. Булат брел, поддерживаемый Андреем и Филимоном. Забывая о недугах, старик рассказывал неожиданно обретенному любимому ученику историю своего плена, говорил, что не чаял на этом свете свидеться с Андрюшей, когда оставил ею на лесной полянке с разрубленной головой…
– Теперь мы с тобой никогда-никогда не расстанемся! – твердил Голован.
– Мы с тобой, Андрюша, еще строить будем: соскучилась душа по работе!
Дуня шла, пугливо озираясь: это был ее первый выход за стены дворца, где прожила она с пеленок. Чтобы не обращать на себя внимания, Дуня накинула сверху широкий армяк Филимона, голову прикрыла колпаком, подобранным на улице.
Филимон и Нечай, шедшие впереди, бросали во все стороны острые взгляды, боясь недобрых встреч. Андрей и Филимон почти несли на руках Булата, ослабевшего от нежданной радости.
– Алла! Алла! – вдруг раздались грозные боевые клики.
Из соседней улицы выбежал отряд татарской пехоты.
– Беда! – вскричал Филимон.
Не дожидаясь, пока татары сомнут их, маленькая группа юркнула в ближайшую калитку, дверь которой, к несчастью, была сорвана.
Только двое могли поместиться в узкой раме двери. Дуню и Никиту спрятали позади. Впереди встали Филимон с тяжелым бердышом и Василий с дубиной. За ними Нечай с рогатиной, Голован с мечом и Демид Жук с ятаганом, подобранным на улице.
– Урусы, урусы! – раздались злобные крики татар, и они обрушились на защитников калитки.
Случилось вот что. Русское войско, считая битву окончательно выигранной и не видя врагов, расположилось на отдых. Иные ратники покинули город. Воеводы, стрелецкие головы и казацкие сотники напрасно старались водворить порядок.
А татары тем временем стеклись к ханскому дворцу и большой мечети, разделились на отряды под руководством опытных начальников, отослали в безопасные убежища раненых и с новыми силами, с воспрянувшей надеждой грянули на русских.
Но уже спешили в город свежие полки, которые держал в запасе Иван Васильевич.