Шрифт:
Растерявшийся хозяин не знал, что ответить, и они вместе с Иоанном Заведем ушли. Вскоре в коридоре раздались удивленные возгласы, и первым появился Иоанн, торжествующе поднявший над головой кувшин. Следом шел хозяин еще с двумя кувшинами. Растерянная улыбка блуждала на его лице.
— Действительно, вино… Причем, отменного качества. Клянусь, я не знал. Я думал, там вода…
Иисус засмеялся.
— Там и была вода. А теперь — вино.
За столами поднялся шум. Все тянулись к кувшинам, чтобы убедиться в том, что вода действительно превратилась в вино. Все пробовали на вкус, и все его нахваливали.
Попробовал и Иуда. Это была обыкновенная вода. Он удивленно посмотрел на Иисуса. Тот ему заговорщически подмигнул, приложил палец к губам в знак молчания и с удовольствием рассмеялся, как мальчишка, которому удался хороший розыгрыш.
* * *
… Наутро Иисус не дал никому залеживаться. Он поднял всех с первыми лучами солнца. Быстро позавтракав, они вышли. У ворот их ждали люди. До многих уже дошли слухи, что вчера Христос сотворил новое чудо: превратил воду в вино. Они приветствовали Иисуса и его апостолов восторженными криками. По дороге к ним присоединялись другие. Когда они подошли к холму, множество людей уже следовало сзади. Иисус был необычайно серьезен. Он поднялся на возвышенность.
А народ все прибывал и прибывал. Иисус стоял неподвижно, лишь легкий утренний ветерок развевал его длинные черные волосы.
Когда все пространство внизу заполнилось народом, он начал говорить. Его голос стал неожиданно сильным и сочным. Он, по сути, повторял то, что Иуда слышал раньше от Христа. Но насколько образнее была речь Иисуса! Насколько ярче и убежденнее говорил он, перемежая речь собственными добавлениями и притчами! Казалось, его устами вещали сами Небеса. Слово к слову ложились емко и насыщенно, как кирпичи в стену под рукой искусного каменщика. Как завороженные, люди молча внимали, впитывая каждое его слово и каждый его жест. Часть тех истин, что он вещал, были как бы известны и ранее, но никто не задумывался об их сути. Иисус открывал их изнанку, и они начинали звучать сокровенно и по-новому. Часть истин повергала в недоумение, но никто не решался переспросить. Все они поражали своей открытостью и прямотой, проникали в самое сердце, пробуждая в нем новые силы и новые токи.
Некоторые из слушавших плакали, слезы текли по их изможденным морщинистым лицам, иссушенным зноем и непосильной работой. Попадались и сытые лица торговцев, менял, скупщиков, надсмотрщиков. Но и до них доходили слова Иисуса. Они становились растерянными и задумчивыми. Кое-кто, не выдержав, уходил.
Особое место в проповеди занимали притчи, которыми Иисус сопровождал часть истин. Они все расставляли по своим местам, и, несмотря на внешнюю незатейливость, временами звучали сильнее, чем основная проповедь.
* * *
Закончив говорить, Иисус в полном молчании спустился с возвышенности, прошел мимо расступившихся людей и, не остановившись возле апостолов, зашагал по дороге. Он был необычайно бледен и серьезен. Матфей догнал его и дотронулся до плеча.
— Учитель, я все записал.
— Хорошо. Ты правильно сделал.
Иисус слабо улыбнулся. Больше за всю дорогу никто не проронил ни слова. Все были потрясены речью Иисуса. Так и добрались до постоялого двора.
— Обедайте без меня.
И Иисус ушел к себе в комнату. Вышел он ближе к вечеру и, подойдя к Иуде, сказал:
— Пойдем. Пришло время для разговора.
Они вышли из постоялого двора и сели на камень возле дороги.
— Спрашивай.
ОН2 — ОНИ2
— Где Христос?
— Я - Христос… Ладно, не смотри так. Жив он, в надежном месте. А вот насчет того, что здоров, с такой же уверенностью сказать не могу. Безумие все более овладевает им. Периоды ясного сознания все короче. Он старается держаться, но небесный огонь сжигает его изнутри.
— Я хочу его видеть.
— Увидишь. Но не ранее, чем мы с тобой обговорим одну важную деталь.
— Хорошо, давай обговорим.