– А если не согласен?

– Тогда я еще больше обижусь и выдавлю тебе глаза.

– Убедил. В таком случае да здравствует справедливость! И я хочу видеть, как она восторжествует! Обоими глазами!

– Сейчас увидишь и услышишь, - пообещал «камбоджиец».
– Времени у нас в обрез, но я успею вытрясти из тебя все долги. Включая главный.

Вынув из кобуры «беретту», он положил ее на стеллаж напротив Куприянова.

– Между прочим, та же самая пушка, которая оставила это.
– Гурон, ткнул пальцем в отметину у себя на лбу.
– Но ее я оставлю напоследок. А сейчас займемся твоими ребрами. Кто бы мог подумать, что мне снова посчастливится услышать их хруст!.. Получай!

Подгоняемый временем «кредитор» молотил Безликого безо всякой жалости. И кулаками, и коленями. И сил у громилы с тех пор не убавилось. Он не солгал: ребра Кальтера затрещали так, что спустя десяток ударов тот орал от боли не умолкая. А спустя еще пару десятков все-таки замолк, ибо больше не мог орать. Да и дышал тоже с огромным трудом.

Отныне каждых вдох давался Куприянову ценой зверских мучений. Но истязатель дал ему отдышаться лишь когда он, пуская кровавые пузыри, начал терять сознание. Хочешь не хочешь, пришлось Гурону прерваться, так как колошматить впавшую в беспамятство жертву было неинтересно.

Кальтер был готов ко встрече со смертью, но не ожидал, что она настигнет его в столь банальном обличье. Воюя против «серых» и Мастера Войны, было обидно подыхать от обычных побоев. Да только что поделать - смерть его желание не интересовало.

Когда на него посыпались первые удары, он попытался выломать железными пальцами стеллажную стойку, к которой был прикована левая рука. И выломал бы, окажись у него покрепче ребра и выдержка. Но едва боль стала нестерпимой, он уже не смог бороться и сдался на милость судьбы. Которая, как и смерть, тоже не проявила к нему снисхождение - видать, решила, что с нее достаточно.

– И это все?!
– возмутился Гурон, отшагнув от задыхающейся жертвы.
– Да я только начал! Ну ладно, оклемайся немного, раз ты нынче такой слабак.

– Командир! Они отцепили последние вагоны и угоняют поезд, - доложил головорез, выглядывающий в переднюю дверь.
– Наверное, спецназ на подходе.

– Еще бы!
– хохотнул «камбоджиец».
– Кстати, что там со стариком? Он очнулся или нет?

– Пока нет, - ответил второй подручный. И предложил: - А может его тоже связать на всякий случай?

– Ты тупой, Ианг?
– огрызнулся Гурон.
– Я ведь говорил: связывать его бесполезно. Этого старого хрыча наручники не удержат. Ничто не удержит. Он тоже умеет прыгать сквозь пространство.

– Тогда почему нам просто не пристрелить его, раз он такой крутой мерзавец?
– спросил Ианг.

– Нельзя, - отрезал громила.
– Босс запретил. Сказал: делай с одноруким все, что угодно, но Старика-с-Тростью не убивай и не калечь. Не нашего ума дело, почему. Нам было сказано - мы выполняем. И баста.

– Ясно, - кивнул головорез. Но на этом не успокоился: - Слышь, командир, а если просто не давать старику очухаться? То есть вырубать его всякий раз, как только он глаза откроет? Тогда он точно никуда не сбежит.

– А вот это дельная мысль, - неожиданно согласился Гурон.
– Тем более хрычу и подзатыльника хватит, чтобы отключиться... Эй, кажется, он пошевелился!

«Камбоджиец» подошел к цхету и перевернул его на спину. Затем приподнял одной рукой за грудки, замахнулся, собираясь отвесить затрещину и...

...И плюхнулся на задницу. Потому что Мерлина вдруг перед ним не оказалось, а его левая рука вместо лацканов стариковского костюма сжимала воздух.

– Вы видели это?! Был и - опа!
– сплыл!
– воскликнул Гурон. Случившийся с ним конфуз настолько его удивил, что он даже не разозлился.
– Вот прохвост! А ты говорил: наручники!..

Кальтер глядел на мир сквозь багровую пелену боли, но тоже все видел. И странное дело - тоже не обиделся на сбежавшего Древнего. Хотя Кальтеру следовало бы его возненавидеть, ведь он, спасая свою шкуру, бросил соратника на верную погибель.

И все же корчащийся в муках Безликий был рад такому повороту. По крайней мере теперь это был не окончательный проигрыш, и цхет продолжит охоту на Мастера Войны после смерти Кальтера. Не сказать, что его это сильно утешало. И все же открытый финал этой истории был куда приятнее, чем бесповоротно трагический.

Куприянов жалел лишь о том, что не попрощался с Верой... А хотя почему «не попрощался»? Как раз наоборот, он встретился с ней после своего бегства из тюрьмы, а значит и здесь ему повезло. Не так, как хотелось, но тем не менее.