Я вернусь...

Я хочу возвратиться обратно, ещё не уехав,

На колени на землю упасть и в слезах целовать,

По которой ходил я пешком и в транспорте ездил...
–

Почему уезжаю, и сам я не в силах понять, -

От людей, с кем сроднился я сложной, но общей судьбою,

С кем язык материнский с рожденья с любовью впитал...
–

Вы, друзья, не судите, себе сам я буду судьёю,

Пожелайте мне счастье, его вам всегда я желал.

Не предам я забвенью совместно прожитые годы,

Не последней пусть будет прощальная песня моя,

Нынче проводы наши, а ждут встреч счастливые слёзы,

А пока от грядущей разлуки на сердце тоска.

Я вернусь, вы попарите в баньке берёзой хмельною,

Я спою-расскажу, что ещё не успел, не сказал...
–

Вы, друзья, не судите, себе сам я буду судьёю,

Пожелайте мне счастья, его вам всегда я желал...

Вера уже давно записала в блокнот последнее слово тронувшей до глубины души песни и почему-то не смела нарушить неожиданно возникшую тишину. Она достала из кармана куртки носовой платочек и промокнула им обильно выступившие на глазах слёзы. При этом обратила внимание на то, что жена барда уткнулась в воротник своего свитера и тоже беззвучно плачет.

Взглянув на свои ручные часики, Вера отметила, что уже шёл одиннадцатый час вечера. Скоро, очень скоро их лайнер совершит посадку на аэродроме в Израиле. В салоне самолёта стояла относительная тишина. Уставшие расстроенные люди или пребывали в состоянии дремоты, или, прикрыв глаза, анализировали всё произошедшее с ними за последнее время. Кое-где тихо переговаривались, кто-то громко с присвистом храпел, казалось бы, обычный рейс самолёта с обычными пассажирами, а не массовый исход людей в другую страну по национальному принципу.

Вдруг раздались характерные звуки включаемого микрофона, а через несколько секунд раздался чуть хрипловатый голос стюардессы, сообщавшей что-то на английском языке, для большинства пассажиров совершенно незнакомом или мало понятном.

Вокруг сразу же началось движение и шумная суматоха. Жена барда взглянула на Веру:

– Может, ты хоть что-нибудь поняла из этой белиберды, что она наплела здесь?

– У меня с английским тоже не очень хорошо, в рамках нашей школьной программы не очень овладеешь, но я последний год по наставлению отца немного сама для себя занималась.

– Так чего она наговорила?

– Как я поняла, через полчаса мы прибудем на место, нам надо привести кресла в первоначальное положение и пристегнуть ремни.

Ах да, она объявила, что в Израиле сейчас двадцать шесть градусов выше ноля...

– Сколько, сколько, одуреть, и это пятнадцатого октября!

Мужчина счастливо улыбался:

– Девчонки, слышали, какая нас ждёт в Израиле теплынь, я же вам обещал, что ещё в этом году покупаемся в море.

Проснувшиеся девочки весело обсуждали новость и радовались, что тяжёлый полёт скоро завершится, и они попадут в рай, о котором младшей из сестёр в воскресной еврейской школе преподаватели прожужжали все уши. Да и гости из земли обетованной, посещавшие их занятия, рисовали страну предков в розовом свете.

Прошло ещё несколько минут, и самолёт приступил к снижению. Об этом было не трудно догадаться, потому что опять начало закладывать уши, и организм раз за разом стал проваливаться будто бы в пропасть, да ещё душа заныла тоской в страхе от близкой пугающей неизвестности.

Вера прильнула к иллюминатору, и вдруг её глазам предстало буквально пылающее море ярких огней. Всюду вокруг раздавались радостные возгласы, особенно выражали восторг дети и подростки.

От этой открывшейся глазу иллюминации у Веры поднялось настроение, и она уже не воспринимала так болезненно перегрузки давления при посадке самолёта и страх перед неизвестностью.

Ещё несколько мгновений и шасси самолёта мелко запрыгало по бетону посадочной полосы, и внутри салона пронёсся шумный удовлетворительный выдох измученных пассажиров необычного рейса.

Самолёт скоро остановился, постепенно стал смолкать шум моторов и крутящихся пропеллеров, но команды на выход долго не было, и люди потихоньку начали роптать. Затем услышали, как подкатил трап, и в салон самолёта вошли молодые парни с серьёзными лицами. Они быстро прошлись между рядами сидений, внимательно приглядываясь к пассажирам и ручной клади, лежащей на полках под потолком.

Наконец люди услышали долгожданную команду и потянулись к выходу. Дальнейшее для Веры происходило опять как в тумане.

Она спустилась с трапа и задохнулась от жаркого дыхания ветерка, ведь в Минске перед посадкой в самолёт температура была на уровне нулевой отметки, а тут воздух дышал теплом - таким, какой бывает только в самые душные июльские ночи в Беларуси.

Вместе с другими пассажирами девушка загрузилась в автобус, доставивший их в зал ожидания аэропорта, где, к великой их радости, веяло прохладой и приятными запахами моющихся средств, кофе и чего-то совершенно незнакомого. Вера машинально стала отыскивать взглядом попутчиков, сразу же понравившуюся ей семью, рядом с этими симпатичными людьми она чувствовала себя намного спокойней и уверенней.