Шрифт:
Покупку ему упаковали и даже - не бывалый случай - открытку вложили с надписью : благодарим за покупку, и Андрей Юхимович, счастливый, вернулся в Николаевку.
На следующий день приехал председатель из Киева, радостный такой, всем жал руку, а в кабинет к Андрею Юхимовичу даже не зашел. Юхимович стал чесать затылок и размышлять. "Может, его в Киев переводят, отчего бы ему так высоко задирать голову? Но шалишь, два ящика коньяка я с тебя все равно сдеру. Как пить дать сдеру, ты у меня не вывернешься. Вот так-то, голубок, если ты не свинья, конечно".
К вечеру Юхимович сделался более великодушным, и сам зашел в кабинет председателя. Председатель улыбнулся, протянул руку и предложил сесть.
– Ну, как съездил в Киев?
– Хорошо, - равнодушно ответил Тарас Харитонович.
– Меня завтра на бюро обкома приглашают, ты не знаешь, по какому вопросу?
– Догадываюсь, - загадочно сказал председатель.
– Только знаешь, давай об этом потом. Вернешься, расскажешь, и мы тут пир устроим по этому поводу.
– С парилкой?
– Вполне возможно.
– Девушки будут?
– А то как же?
"Гм, чувствует, каналья, что мы расстаемся, - подумал Юхимович, направляясь к себе в кабинет.
– Погоди, такого второго парторга, как я, тебе не сыскать, а я оттуда, с Олимпа, посмотрю, как ты править один, без меня станешь".
15
На другой день Юхимович, одетый во все новенькое, был в обкоме партии за час до назначенного времени. При входе у него попросили партийный билет. "Вот для чего нужен партийный билет, - подумал он, - тут без партийного билета делать нечего, сюда для рядовых граждан путь закрыт. Сюда, эту пустышку Марьянку, ни за что не пропустили бы. Это уж точно. Я же могу пройти в любое время. Вот что значит: народ и партия - едины".
Бюро заседало в специальном небольшом зале на четвертом этаже. В приемной толпился народ. Их было так много, не повернуться. Довольно симпатичная женщина лет тридцати все время заходила и выходила из зала, где проходило заседание. Все говорили шепотом и то, как бы по очереди. Соблюдалась некая торжественная тишина, которую никто не решался нарушить. Андрей Юхимович бойко преградил путь молодой женщине и несколько громче, чем положено, спросил:
– Какой вопрос сейчас рассматривается на заседании бюро?
– Сейчас идет утверждение товарища Выпендренко директором завода имени Ильича. Кадровый вопрос решается, а потом пойдут персональные дела.
– Так я должен там находиться, я что- опоздал? Может, мне сейчас зайти?
– Андрей Юхимович уцепился за рукав дамы и не отпускал ее.
– Уберите руки, это неприлично, - сказала она, нахмурив брови.
– Впрочем, как ваша фамилия?
– Губанов Андрей Юхимович.
– Губанов, Губанов...ах, вспомнила. Так у вас персональное дело. Вас будут исключать из партии. Впрочем, как решит бюро.
– Да это какая-то ошибка!
– закричал Юхимович, да так, что все повернули головы в его сторону.- Этого никак не может быть! Леонид Ильич здесь? Он сам и ведет бюро? Зайдите еще раз уточните, прошу вас! вы наверняка перепутали.
– Хорошо, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, товарищ. Может, у вас однофамилец есть? Дайте мне свой партийный билет, я сверю по номерам, а потом пройду в зал и покажу Леониду Ильичу. У вас членские взносы уплачены, задолженности нет?
– Откуда задолженность?
– спросил как бы сам себя Юхимович и извлек партийный билет из левого нагрудного кармана, который весил в десять раз больше, чем университетский диплом, свидетельствующий о высшем образовании.
Тамара Ивановна взяла билет в руки, куда-то побежала, затем прошла в зал заседаний и уже оттуда вернулась без билета.
– Ну что?
– не унимался Андрей Юхимович.
– Этот вопрос уточняется на месте, - ответила она спокойным голосом, - ждите вызова.
Андрей Юхимович почувствовал, что ему стало жарко. Струйки пота покатились вдоль щек. Платок стал мокрый, хоть выжимай. Кто-то уступил ему место, он присел на краешек мягкого кресла, а что было дальше, он уже слабо запомнил. Кажется, та же Тамара Ивановна взяла его за рукав и провела в просторный зал, где заседало бюро обкома партии. Только здесь Андрей Юхимович как бы прозрел. Это случилось, когда его взгляд встретился со взглядом Леонида Ильича.
За длинным столом с обеих сторон сидело человек двадцать, а может и больше, из них два генерала. А дальше, в глубине, в торце стола, в большом кожаном кресле - сам Брежнев.
– Левонид Ильич, - вскинув руки, хотел произнести Юхимович, но язык не подчинялся ему. Брежнев только кисло, а может, и брезгливо улыбнулся и произнес:
– Докладывайте!
Это относилось к председателю партийной комиссии. Довольно молодой, но уже пузатый и краснощекий человек вышел к небольшой трибуне, развернул папку и начал докладывать: