Коркоран — сообразительная и шустрая — обитала где-то на Майорке, Анджела Берр — жесткая и одновременно азартная — пила с ним кофе на высотах Цюриха, а Софи жила лишь в его воспоминаниях.
========== I ==========
Её Берр тогда припасла на десерт. Так самопровозглашенный шеф-повар Мама Лоу извлекал на свет божий свой знаменитый соус “чили”. Тот же светящийся торжеством взгляд, что и в Кала-Дейя.
— А что насчет Коркоран? Ты видел ее? — Анджела Берр наклонилась вперед и положила подбородок на сцепленные пальцы. — Что думаешь? — ее брови игриво приподнялись.
— Кажется… — Джонатан замолк, терпеливо ожидая, пока не уйдет официант, принесший кофе. — Кажется, Роупер ей доверяет.
— Насколько?
— Настолько, что позволяет подписывать все документы. По крайней мере, в “Майстере” ни Роупер, ни кто-либо другой не поставил на регистрационных бланках ни единой буквы. Она его секретарь?
— В сто раз лучше, и в сто раз опаснее — для нас, — Берр мечтательно прикрыла глаза, как будто припоминая одну из сказок “Тысячи и одной ночи”, а ее голос стал издевательски тягучим. — Блуждая в поисках наживы по родным английским просторам, Дикки Роупер выловил из кучи мусора и гнили настоящую жемчужину — шальную доченьку отставного майора Коркорана. Грубая, баснословно богатая, благодаря папочке, жадная до приключений и необыкновенно сметливая. Идеальная кандидатура для подставного делопроизводства с исчерпывающим спектром обязательств и ограниченными правами. Ни одна сделка не проходит без ее участия, Корки — его личная факсимильная печать на все случаи жизни. Вот только едва что-то пойдет не так, как все шишки попадают на темноволосую головку Корки. Кто-то ведь должен брать на себя ответственность в экстремальной ситуации, не правда ли?
— Но зачем ей это?
— Ради Христа, Джонатан. Мало ли может быть причин? Кроме того, Роупер обожает корчить из себя благодетеля, а Коркоран, следуя генетической памяти майора, обожает быть ведомой — разве этого недостаточно?
Джонатан, задумавшись, помешал в чашке несуществующий сахар.
— Сложно поверить, что кто-то может добровольно согласиться на то, чтобы его подпись стояла под перечнем оружия, способного убить сотни людей. Она знает, чем промышляет Роупер на самом деле? Или для нее он просто благонравный и кристально чистый делец “Айронбрэнд”?
— Ах, Джонатан, идеалист, избавься и поскорее от своей привычки оправдывать женщин — на Майорке тебе это точно не пригодится. Милашка Корки на сто процентов в курсе дел и участвует в них активнее, чем Эмилия Панкхерст в суфражистском движении. Так что не вздумай пушить перед ней хвост или расслабляться — съест и не подавится.
— И в чем ее смертоносность?
Берр со вздохом откинулась на спинку стула.
— В этом все мужчины. Никогда не воспринимаете женщин всерьез, — она внимательно посмотрела на него. — И я вообще-то знаю тех, кто за это поплатился.
— Ваш муж? — усмехнулся Джонатан.
— Фредди Хамид.
Они выдержали напряженную секунду молчания.
— Я не такой, как он.
Анджела Берр небрежно и виновато, словно не совсем веря его словам, улыбнулась и потянулась за круассаном, лежащим в плетеной корзинке между ними. Ее руки были ловкими, а пальцы длинными — такими же, как язык, связи и обличающие монологи.
— Вы считаете себя сильной женщиной, миссис Берр?
Анджела прекратила жевать, удивленно уставившись на Пайна.
— Джонатан, вы флиртуете? — она положила ладонь на живот, полуприкрытый курткой и шарфом. — Поосторожнее, я приду на свидание с группой поддержки.
— Я лишь хотел сказать, что вы умеете быть жесткой. Этому миру повезло, что вы против Роупера, а не с ним.
Вместо благодарности или смущения, черты лица Анджелы Берр заострились и посуровели.
— Я буду на вашей стороне Джонатан. Всегда. Ваша сторона там, где моя, а моя — где ваша. Разумеется, пока мы оба действуем в интересах тех, кто страдает от делишек, которые обделывает Роупер и “Айронбрэнд”, — она нетерпеливо коснулась большим пальцем нижней губы, смахивая крошки слоеного теста. — Но я повторяю — перестаньте искать в женщинах больше того, чем они являются. Я здесь. Коркоран там, — Берр вздохнула. — И поменяйся мы местами, мисс Коркоран вы бы слушали с не меньшим вниманием, я предполагаю.
Она снова откусила от круассана, устремив взгляд в столешницу.
— Повторяю, если не расслышали. Не пушите перед ней хвост. Разведывать — в ее крови.
“Она — там. Я — здесь”. Джонатан невесело усмехнулся, глядя на дно недопитой чашки кофе.
Коркоран — сообразительная и шустрая — обитала где-то на Майорке, Анджела Берр — жесткая и одновременно азартная — пила с ним кофе на высотах Цюриха, но еще одной сильной женщины не было нигде.
Софи жила лишь в его воспоминаниях.
========== II ==========
“Джонатан. Джонатан”.
“Томас”.
Тонущий в дурноте разум распознавал несколько голосов, ни один из которых не принадлежал самому ужасному человеку в мире. В какой-то мере это действовало на Джонатана успокаивающе, с другой стороны, заронило опасение в том, что Роупер мог не слишком высоко оценить его безумные и даже подозрительные действия. Кто-то рассказал ему обо всем. Они поймали похитителей, и те все ему выдали. Или Джонатан погубил себя собственноручно, разболтав в полубессознательном состоянии все детали своей восхитительно лживой биографии. Последнее казалось наиболее вероятным, тем более что имя Софи рвалось с губ Джонатана вместе со стонами боли, как будто это было совершенно естественно — вдох-выдох-стон-Софи. И так раз за разом, и Джед все слышала, а, значит, слышал и Роупер, и, если он действительно так умен, как о нем говорят, барахтаться в постели осталось недолго. При мысли об этом Джонатан испытал странное облегчение. Тошнота, головокружение, боль в каждой части тела, словно его только что вытащили из-под гигантского пресса — не так он представлял начало своей кампании, и, пожалуй, совсем малость слукавил, обращаясь к самому себе с возвышенными монологами о справедливости и отмщении.