Неестественная процессия прошла между каменными столбами, чья белая поверхность омывалась золотыми лучами утреннего солнца. Робин вытянул шею, чтобы посмотреть вперед. До сих пор он чувствовал лишь изумление. Опытный охотник, он не ощущал в этих существах опасность — огромную душераздирающую печаль, но не опасность. Когда он увидел, куда они принесли его, изумление прошло, и Робин попытался бороться.

Над землей парил белый каменный монолит. Шести метров в длину, он словно на якоре плавал в воздухе. Под ним зияла дыра. Вокруг дыры стояла толпа призраков, их пустые глаза следили за его приближением. Его конечности онемели, и у него не было сил. Попытки кричать были столь же безуспешными.

Не произнеся ни единого слова, призраки швырнули Робина в дыру. Он пролетел около трех метров, а затем жестко ударился о дно. Его голова кружилась, но он ясно увидел, как монолит опустился, запечатывая его в холодной черной земле.

При всем своем многообещающем названии, Лестница Дальнего Видения сильно разочаровала Фаваронаса. Вид был замечательным, но едва ли тем, чего он ожидал.

Сама Лестница представляла собой большое плато полукруглой формы, врезанное в склон горы Ракарис, сотню метров шириной по внешнему краю и шестьдесят метров глубиной по вершине. Его поверхность была покрыта брусчаткой в виде перемежающихся линий темно-синего сланца и кремового полевого шпата. По его левому и правому краям возвышались трехметровые обелиски. Которые тоже перемежались между темным базальтом и алебастром. Его поверхность усеивали дополнительные обелиски, и Фаваронас не видел очевидного рисунка в их размещении.

С этой выигрышной позиции, Инас-Вакенти походила на вытянутую широкую чашу, со всех сторон ограниченную крутыми горами. Правильность ее границ предполагала работу сверхъестественных сил. Граница между дном долины и горами четко просматривалась. Тут и там, время и эрозия смягчили ее линию, но в целом граница выглядела, словно нарисованная рукой некоего бога. Среди деревьев и кустов торчали монолиты, их форма и идеальная белизна напомнили архивариусу надгробия.

Огромная круглая выдающаяся деталь в центре долины озадачила Фаваронаса. Он ошибочно принял ее за озеро, но Фитерус сказал, что это — громадный диск из клиньев белого гранита. Колдун назвал его Тимпанум, что означало «барабан». Каково было его предназначение, он не сказал.

Фитеруса с Фаваронасом сразу же после прибытия охватило изнеможение. К сожалению, Фитерус отдыхал недолго. Он пинком разбудил Фаваронаса лишь через час или около того после восхода солнца, а затем отправил его собирать различные предметы, не утруждая себя разъяснениями их назначения. Пока Фаваронас собирал гравий и длинные ветки деревьев, он наблюдал за своим тюремщиком.

Явно из ниоткуда (так как у него не было с собой багажа), Фитерус произвел теодолит и тонкую треногу. Он установил его, тщательно выровняв с далеким Тимпанумом. Затем он перемещался с места на место, делая записи на куске пергамента небольшим кусочком угля. Он так долго занимался этим, что Фаваронас, собрав требуемое количество камней и веток, устроился в сторонке и заснул.

К счастью, он не был срочно нужен Фитерусу, и смог отдохнуть несколько часов, прежде чем колдун снова разбудил его. Подняв его, колдун общался почти доброжелательно.

«Вставай», — сказал он. — «Узри чудо, которое не видела ни одна живая душа последние четыре тысячи лет!»

Фаваронас покорно поднялся на ноги. Солнце находилось низко над западными пиками, сверкающий диск, висящий между густым слоем облаков сверху и серыми горами снизу. Его свет наполнял долину насыщенным золотистым сиянием. Прикрывая глаза от ослепительного блеска низкого солнца, Фаваронас видел, что Тимпанум в сердце долины светился отраженным солнечным светом. Несомненно, приятное зрелище, но явно не то, над чем так упорно трудился колдун, чтобы лицезреть. Тем не менее, Фитерус застыл на месте. Возможно, лишь маги могли видеть это…

Фаваронас открыл рот.

По мере того, как садилось солнце, монолиты по всей Инас-Вакенти начали светиться ярко-красным. Тысячи каменных блоков горели огненной мозаикой. Солнце опустилось еще ниже, и отраженное сияние стало столь интенсивным, что Фаваронасу пришлось прикрыть глаза рукой, и наблюдать зрелище сквозь пальцы. Его прищуренные глаза слезились, показывая финальное открытие.

Когда отдельные точки темно-красных огней слились вместе, они сформировали изображение. Не картину, не надпись, а некое подобие огромного иероглифа. Он не слишком хорошо его видел. Смотреть на массив сияющих монолитов было сродни тому, чтобы глядеть прямо на полуденное солнце. Но он получил представление о сложном переплетении волнистых линий и отдельных точек. Довольно странно, но оно напомнило ему сильванестийское нотное письмо, но из древнего искусства.

Этот эффект длился лишь несколько секунд. Солнце продолжило свое путешествие вниз, и сверкающий иероглиф погас, оставив лишь лес слабо светящихся камней. На дно долины вторглась линия сумерек, медленно погружая в тень монолиты.

«Изумительно», — выдохнул Фаваронас. — «Это случается каждый год в этот день?»

Колдун наградил его презрительным взглядом. — «За исключением облачных дней, это случается каждый закат, но можно наблюдать лишь с этой конкретной точки долины».

Фаваронасу это казалось неправдоподобным, учитывая его знания о движении небесных тел на протяжении года, но следующие слова Фитеруса объяснили противоречие: не обошлось без магии.

«Сияющий знак», — сказал колдун, — «не естественного происхождения, и ни один смертный разум не может запомнить его подробности. Я должен сделать его отпечаток, когда он появится. Это ключ к моему поиску».

В памяти Фаваронаса эхом отозвались слова привидения: «Завладей ключом до того, как откроется дверь».

Фитерус дал ему новые инструкции. Он хотел разжечь небольшие костры в определенных точках Лестницы. Фаваронас понесся собирать трут. Он сделал несколько ходок, сваливая пригоршни сухих листьев и хвороста на блок высотой по пояс из темно-синего базальта. Наверху этого блока была неглубокая выемка. Пока Фаваронас бегал и носил, Фитерус из недр своей массивной мантии извлек крошечные пузырьки и небольшие замшевые мешочки. Он разместил их наверху каменного блока, а затем добавил большую блестящую монету и маленький брелок на цепочке. Фаваронас ухитрился пройти достаточно близко, чтобы идентифицировать монету как кхурский бигон, кусочек серебра, чье имя переводилось как «батон хлеба». На брелоке и цепочке была тусклая черная патина, и архивариус сделал вывод, что они тоже должны были быть серебряными. Брелок напоминал четвероногое животное, возможно, кошку.