Напев был безжалостным. Голос Фитеруса поднимался вверх по звуковому регистру, а затем опускался. Он перемежал свое заклинание восемью громкими хлопками, а затем возвращался к возрастающему и опускающемуся напеву. Это длилось так долго, что Фаваронас думал, что закричит. Слова били по нему, буравили череп. Он был уверен, что никогда не забудет их, равно как и был уверен, что никогда не сможет воспроизвести их. Он обхватил голову руками, пытаясь отгородиться от этого звука и пощадить свои исстрадавшиеся уши. Это не помогло. Слова продолжали градом камней обрушиваться на него.

Толчок сотряс землю, затем другой. Фитерус поднимал руки во время напева, а затем ронял их в короткий промежуток тишины. В хлопающей тяжелой мантии, он напоминал пытавшуюся взлететь какую-то невероятно неуклюжую птицу. В одной точке напева он топал правой ногой, заставляя гору вибрировать подобно гонгу, в который ударил молот. Удары его пятки вызывали осыпь камней по склону горы.

Фаваронас поднял взгляд. Он открыл рот.

Над центром долины возникла темная масса. Она высоко парила над Тимпанумом. Видимая даже с такого расстояния, она должна была быть гигантской. С каждой сменой напева из восьми слов, масса вырастала. Вскоре она затемнила значительную часть долины под ней. С нарастающим ужасом Фаваронас понял намерения колдуна. Стих в каменном свитке говорил о «черном глазе солнца». В отсутствие природного затмения, Фитерус заслонит солнце темной тучей своего собственного творения.

Тогда и только тогда он решил не ждать той ужасной судьбы, которую планировал для него Фитерус. Цепляясь за каменистую землю, нащупывая опору для рук, он тянул себя вперед. Его продвижение было жалко медленным, но это было продвижение. Все, что ему было нужно, это добраться до переднего края плато в пятидесяти метрах от него и перекатиться. Его мучения наконец закончатся. Пока полз, Фаваронас пытался примириться с содеянным им.

Тщеславие было корнем всех его неприятностей. Ему следовало отправиться с Глантоном и теми воинами, когда они покидали долину. Вместо этого, он выбрал исследование тайн, которых ни один смертный не должен был знать. Фитерус все еще мычал свое заклинание, но Фаваронас не слышал его. Вместо этого, он слышал звавший его по имени голос Глантона. Воин долго искал, прежде чем предположить, что Фаваронас потерялся в пустыне и ускакать без него. Если бы он мог изменить один единственный момент в своей жизни, Фаваронас бы никогда не спрятался от Глантона. Он бы остался с воинами и отправился обратно в Кхуриност.

Его путь пролег мимо Фитеруса, но колдун не обратил на него внимания. Оборванная мантия Фитеруса была вся в следах пота. Из подошвы его ноги текла кровь, пока он продолжал топать по земле. Мимолетное видение лица колдуна внутри капюшона заставило Фаваронаса быстро отвести взгляд. Глаза Фитеруса казались темными дырами на его чужеродно выглядевшем лице.

Покрывавшая поверхность Лестницы брусчатка была неровной, потрепанной за столетия непогодой до грубой шагреневой структуры. Геб Фаваронаса был порван на груди в дюжине мест. За ним тянулся кровавый след. Кончики пальцев были окровавлены, несколько ногтей оторваны. Когда накопилось изрядно травм, он замер, положив голову на холодный камень.

Голос Фитеруса словно гром отдавался эхом.

Шевелись, бесполезное создание, подстегнул он себя, и дрожащие руки вытянулись, чтобы преодолеть очередной метр камня.

Эльфийский лагерь, лишь недавно освобожденный от угрозы призраков и блуждающих огоньков, вновь охватила паника, когда утреннее небо заполнило бурлящее черное облако. Большинство эльфов сразу же побежали, ища укрытия во внешнем кольце монолитов. Когда облако разрослось до размеров каменной платформы под ним, на лагерь обрушился ветер. Воздух стремился к облаку, валя палатки и поглощая по дороге мелкие предметы. Чашки, кувшины с водой и инструменты, кувыркаясь, неслись к далекой платформе.

Это зрелище привело в замешательство Гилтаса и его советников. Стоя с ними снаружи палатки Беседующего, Са'ида была встревожена данным представлением. Она сказала, что никто в долине, кроме Фитеруса, не обладал магическими способностями, чтобы пробудить подобные силы.

Гилтас обменялся с Хамарамисом обеспокоенными взглядами. Должно быть, охотничий отряд Кериан потерпел неудачу в попытке положить конец деятельности колдуна. Тем не менее, Гилтас отказывался терять надежду. Львица могла еще одержать победу.

Перекрикивая ветер, старый генерал спросил Са'иду, не может ли она остановить происходящее. Ее ответ был недвусмысленным. Круживший над платформой черный вихрь был вне ее способностей. На самом деле, столь грубое высвобождение магической энергии заметно причиняло ей страдания. Походный стул, кувыркаясь, пронесся мимо, едва не задев ее. Гилтас втянул ее глубже под защиту большой палатки, кивнув своим советникам последовать за ними.

«Вы можете замедлить его или каким-либо образом вмешаться?» — спросил он. Даже с грудой палатки за спиной, хоть как-то ослаблявшей ветер, Гилтасу приходилось до предела повышать хриплый голос, чтобы быть услышанным сквозь завывавшую бурю.

На пепельном лице Са'иды читалось мало уверенности, но она сказала, что попробует. Она удалилась от группы на несколько шагов. Доставая из-под платья Глаз Элир-Саны, она сжала его руками и склонила голову. Когда она развела руки, амулет повис в соединявшей ее руки полоске голубоватого света. Ее губы шевелились в беззвучном заклинании, лоб прорезали морщины сосредоточенности. Полоска света стала толще и ярче, и Са'ида швырнула ее в небо. Подхваченная ветром, та полетела по наполненному обломками воздуху, уменьшаясь с расстоянием. Когда она достигла облака, вспыхнул свет, и ветер ослаб, но лишь на мгновение. Буря возобновилась с прежней силой.