Шрифт:
Еле шевеля губами, девушка прошептала:
– Не могу.
Ольга вздохнула, села рядом, вспомнила:
– А я, знаешь, тоже перед свадьбой не спала. Я Сережкиного отца, Генку, так любила, что мне потом этой любви на всю жизнь вперед хватило. А чем он меня взял – даже не знаю, вроде не красавец был. Серега-то, он в сто раз лучше. Ага, в меня пошел! И выпить он любил, Генка, – тьфу-тьфу, чтоб Сереже по этой дорожке не покатиться. А я дурная… Уши-то развесила. Все, что бы он ни сказал, – это какое-то особенное было. Хоть пиши плакат и на стенку вешай. А вообще, он другой был, Ленка, за всю жизнь книжки ни одной не прочитал, ну да я тебе про это рассказывала… А я пела и плясала, когда его видела. И всех других парней за три версты обходила, чтобы Геночка, не дай бог, не расстроился, не заревновал. Правильно говорят: любовь – это химия какая-то необъяснимая… Только ну ее, эту химию.
Лена встала:
– Я к себе пойду.
– И правильно, ложись, уже поздно, – закивала по-доброму Ольга. – Надо же – до свадьбы вашей сутки остались… Я завтра к девочкам на фабрику схожу, ну, пригласить там еще кое-кого, место еще во дворе есть. А ты платье перемерь на свежую голову – все ли так, да отутюжь, как следует. И кольца надо забрать, которые я в ювелирном заказала… Лен, ты где, ты чего, ушла?
Лена уже вышла из комнаты. Ольга, увидев, что никого нет, достала из шкафа рюмку, винца красного налила наполовину и, перекрестившись, выпила.
– Господи, сама счастливой не была, так хоть вас счастливыми-то повидать!
На ночь беглецы остановились в хорошей придорожной гостинице. Соня терпеть не могла ничего дешевого!
В былое время Павла этот номер бы порадовал – чего тут только не было! Техникой напичкан, посудой красивой. А теперь не до этого! Вот ведь как бывает: на одном-единственном человеке весь мир сошелся! И ничего, кроме этого человека, тебя в мире просто не интересует!
– Что стоишь, проходи! Домой возвращаться нельзя, – сказала Соня.
– Егора боишься? – усмехнулся Павел.
– Да, боюсь. За себя боюсь. И за тебя. Здесь переночуем. Дальше будем думать.
Она перевязывала ему рану на руке.
– Не переживай, деньги я с собой взяла. – Соня показала Паше кожаный портфель. – Денег мне Виктор оставил много. На мой век хватит. Это только так, ерунда. На счете еще есть. И в валюте. В банк документы положила, вот они, ключики-то от ячейки! Там все и лежит! Ну вот… Соберу мозги в кучу, подумаю, как жить дальше, куда ехать… Э… Чего молчишь? О чем думаешь? О невесте?
Паша взмолился:
– Отпусти, Соня, я поеду заберу ее, слышишь? Я тебе всю жизнь за это благодарен буду, Софья Андреевна! У меня никого на свете нет, ни отца, ни матери. Ее увидел – понял: вот с ней, с ней хочу жить всю жизнь.
– На жалость не дави, – отрезала Соня. – Ты хочешь – она не захочет. Не примет тебя больше никогда эта баба. Запомни! Надумаешь ночевать в номере, а не на улице – милости просим! – Соня взяла портфель и ушла в спальню.
Павел в бессилии сел у двери на пол, обхватив голову руками. Самое страшное – он понимал, что Соня почти права…
Света прибежала утром к Ленке. Ворвалась в дом, но там никого не было.
– Эй, эй, люди добрые!! – кричала она, пробегая по комнаткам.
Наконец нашла подругу. Та лежала, свернувшись комочком на диване.
– Опаньки! А мы еще спим? А где все?
– Ты про Пашу хотела спросить? – Лена приподнялась с дивана. – Он уехал. И больше никогда мне о нем ни слова, поняла?
– Ой! Они что, с Серегой выпили и поругались? – испугалась подружка. – Елки! Как обидно-то! Такой красавец… Лена, ну ты мне все настроение перепортила. Я ж на свадьбе с ним хотела это, ну, зафлиртовать как следует!
– Свадьбы не будет, Свет, – тихо прошептала Лена.
– Что? Ты что, чокнулась?
– Свадьбы не будет, я не хочу замуж за Сергея!
– Может, ты заболела, а? А где тетя Оля? Ты хоть ей такого не говори – ее удар хватит. Ладно, Лен, ну, скажи, что пошутила. – Уговаривала Светка. – Ну, скажи!
Лена помотала головой:
– Повторю тебе, если не поняла: не будет никакой свадьбы!
К дому Софьи подъехали две машины. Из них вышли Егор и его люди. Один из приспешников отчаянно заколотил в ворота.
– Уехала Софья Андреевна, ей-богу уехала. Открывать не велела. Уезжайте, а то милицию вызову! – прокричал через забор старик сторож.
Егор дал знак, махнув рукой.
– Отойдите, Егор Иванович! Тут опасно! – попросил первый приспешник.
Они достали оружие. И за минуту буквально изрешетили пулями ворота…
В наступившей после обстрела тишине из ворот показался сторож – с высоко поднятыми руками, будто в плен сдавался:
– Не убивайте только, Христа ради, пощадите!