Михеев сразу коротко доложил суть дела и, положив на стол обобщенную справку по разоблаченному шпиону для росписи, попытался рассказать хозяину кабинета некоторые подробности о проявлении интереса вражеского агента к войскам.

– Подождите, я прочту вашу справку, – недовольно поморщившись, зевнул Жуков, перейдя на «вы».

Прочитал он удивительно быстро, как говорится, по диагонали и тут же расписался красным карандашом в левом нижнем углу документа.

– Ну что у вас еще есть?

– Я хочу вас проинформировать, что за последнее время активизировались националистические элементы. Это в буквальном смысле какой-то спурт. Факты разоблаченной агентуры говорят о том, что абвер заметно усилил свою работу и ставит агентуре задания по проникновению в новые места дислокации наших частей.

Все чаще они появляются вблизи советских гарнизонов, особенно в Западной Украине. Наши помощники вместе с другими военнослужащими выявляют немало подозрительных лиц, действия которых похожи на изучения оперативной обстановки. Многие из них попали в поле зрения нашей агентуры не только по причине повышенного внимании к режимным вопросам и объектам, но и в ходе конкретных враждебных действий.

Поголовное большинство из них прибыло из Германии и Польши под видом посещения своих родственников в связи с сентябрьскими событиями тридцать девятого года. Все они приверженцы организации украинских националистов…

– Об оуновцах я слышал…

– Да, они представляют серьезную базу для вербовки немецкими спецслужбами, – пояснил Михеев. – Пограничниками и нашим оперативным составом только за прошедший месяц задержано более двадцати подозрительных лиц. Все они прибыли с территории упоминаемых стран, где абвер готовил их в разведывательных школах. Двое признались, что направлялись на территорию нашего округа с диверсионно-террористическими целями для физического устранения командования, в том числе и высшего звена. Семеро раскололись, подтвердив, что им были поставлены задачи по сбору информации о местах дислокации новых частей, их характеристик, поиска складов с ГСМ и арсеналов хранения оружия и боеприпасов. Причем для перепроверки данных одного агента по его следу пускался второй и так далее, – рассказывал Михеев генералу армии Жукову.

Во время беседы несколько раз звонил телефон. Всякий раз, естественно, беседа прерывалась, и новый командующий почему-то, как показалось начальнику военной контрразведки, держа черный эбонит телефонной гантели, вдруг наливался лицом и матерился, отчитывая неизвестных Михееву подчиненных.

«Какой грозный Георгий – настоящий громовержец! – подумал Анатолий Николаевич. – Видно, нелегко мне придется с ним. Нет, сработаемся – одно дело ведь делаем. И враг у нас один – гитлеровцы и их пособники. Служба не для службы кому-то, ради защиты Родины она нам дана».

Положив трубку, он выругался: «Бездельники безголовые, совсем забыли, зачем пришли в армию!»

С Жуковым у Михеева было еще несколько служебных встреч до его перевода в Москву с беседами по конкретным вопросам боеготовности частей, фактов разоблачения вражеской агентуры, случаев диверсий и террористических актов со стороны «засланцев» из-за кордона и нарушений режима секретности.

Но тех теплых деловых и личностных отношений, окрашенных служебным взаимопониманием, какие отмечались при общении с Тимошенко, у Анатолия Николаевича с Жуковым не сложилось.

Да, перед Михеевым был герой Халхин-Гола, который показал, что зарвавшуюся японскую военщину можно бить, и бить сильно. Победу частей Красной армии на Дальнем Востоке высоко оценил сам Сталин. Это был первый советский блицкриг и начало головокружительной карьеры комдива Жукова.

Хотя о заслугах его начальника штаба Михаила Андреевича Богданова, главного разработчика плана операции, сыгравшего, можно смело заявить, судя по многочисленным открытым публикациям и другим источникам, ключевую роль в разгроме японцев, а также командарма Григория Михайловича Штерна Жуков никогда и нигде почему-то не вспоминал. Что это – черная зависть, понимание силы ума этих военных или что-то другое?

Оба вскоре попали под суд в 1941 году – первый по уголовному делу был амнистирован в том же году, достойно прошел всю войну, но выше должности комдива не дослужился и умер практически забытым в 1969 году, а второй – в октябре 1941 года был дополнительно оклеветан и расстрелян…

Как известно, в сентябре 1939 года после освободительного похода в Польшу начался демонтаж так называемой «линии Сталина» – линии укреплений на старой границе Советского Союза. Начальник Особого отдела НКВД СССР Киевского особого военного округа А.Н. Михеев забил тревогу. Он понимал, что в случае войны на западе округа, при глубоком прорыве противника на советскую территорию, его не удастся надолго задержать силами пограничных застав. А укрепления на новой границе – «линия Молотова» – строились так медленно, как говорится, – ни шатко ни валко, что исключало возможность завоза вооружения и боеприпасов в недостроенные ДОТы, ДЗОТы и другие укрепленные сооружения.

Ответственным за инженерное оборудование новой границы являлся Г.К. Жуков, и Анатолий Николаевич писал в Москву докладную за докладной, но все его тревожные замечания уходили, словно вода в песок. Москва загадочно молчала – не отвечала на серьезную информацию начальника военной контрразведки округа, человека, который понимал толк в фортификационных сооружениях: закончил ведь военно-инженерную академию!

Дело, конечно, было не только в личной инициативе командующего округом, а в содержании советской военной стратегии, не предусматривавшей исключительно оборону.