— Безмозглый урод? — наконец сказал он, щекоча дыханием мое ухо. — Ублюдка я еще могу понять, но это уже слишком, Грейнджер.

— Думаю, это еще ничего, по сравнению с тем, как я могла бы обозвать тебя, — съязвила я.

— Например?

— Погань бледнорожая, — немедленно ответила я.

— Я пытаюсь понять: противен ли мне твой грязный ротик, или же он возбуждает меня, — в его голосе слышалась усмешка.

— Отпусти меня, Малфой, — потребовала я, все еще пытаясь вырваться из его объятий. — Не заставляй меня пинаться.

— Ты такая жестокая, Грейнджер. — Он начал тихонько раскачивать нас из стороны в сторону. — Может, тебе записаться на тренинг по управлению гневом, м-м?

— А может, тебя поместить в ближайшую психушку? Хотя сомневаюсь, что их магии хватит, чтобы справиться с таким сильным сумасшествием.

— Сумасшедший? Возможно. — Он продолжал покачиваться, влево-вправо, влево-вправо. Моя злость постепенно начала стихать.

— Никаких «возможно», Малфой, — ответила я уже спокойнее. — Ты сошел с ума. И все это — безумие. — А затем: — Почему ты преследуешь меня?

Он застыл, прижав меня крепче. Некоторое время он молчал, и пока я ждала его ответа, вся моя злость сошла на нет. Осталось только приятное чувство комфорта — даже счастья — в его объятиях. Вскоре я и забыла, на что злилась. Я думала только о том, как было бы хорошо продлить это мгновение: чувствовать сильный, мужественный аромат его шампуня и чистой кожи, слышать ритмичный стук его сердца за моей спиной, ощущать себя в полной безопасности в его руках.

«Так хорошо.

Мне нравится.

Еще хочу».

Наконец он тихо спросил:

— Гермиона, я выиграл?

Я напряглась.

Ах, да. Всё ещё игра. Всегда игра — соревнование, которое нужно выиграть. Никакой искренности.

Глаза подозрительно защипало, и я попыталась вырваться из его объятий, но он крепко держал меня.

— Я выиграл? — повторил он. — Ответь мне.

— Откуда мне знать? — взорвалась я, удивляясь своим слезам и стыдясь их. Почему я плачу? Это просто нелепо! Нет никаких причин плакать. Или, может, это слезы счастья? Но с чего бы мне плакать от счастья? Сейчас я не очень-то и счастлива. Совсем не счастлива. Если бы счастье можно было измерить каким-нибудь прибором, то я бы попросту сломала его своим «счастьем в минусе». Мое сердце будто переехал огромный грузовик, битком набитый тяжестями.

Да даже подобные чувства — глупость. Я влезла в это, полностью осознавая, что делаю. Я была совершенно уверена, что смогу оставить всё на уровне «никаких привязанностей». Но увы, вот она я, держусь за один конец веревки в надежде, что Малфой привяжется к другому. Когда всё пошло не так? Когда?

— Откуда мне знать? — повторила я, склонив голову, чтобы он не заметил, что я плачу. — Я не в курсе твоих дурацких извращенных планов.

— Так попытки заставить тебя в меня влюбиться — это дурацкое извращение?

— Что?

— Я выиграл?

— Что ты только что сказал? — в полном шоке требовательно спросила я, уверенная, что мне послышалось.

— Я спросил: «Я выиграл?» Слепая, злая, да еще и глухая? Это уже точно перебор, Грейнджер. Тебе немедленно следует показаться врачу.

— До этого, придурок! — как по волшебству, я перестала плакать.

— Мне не нравится, когда меня обзывают придурком. Знаешь ли ты, сколько денег я потратил, чтобы ты меня заметила? Сколько времени, сил и всего прочего я вложил, Грейнджер? Оскорбления вряд ли можно считать достойным вознаграждением, неблагодарная.

— Не моя вина, что ты потратил столько денег, Малфой, — ответила я, пытаясь добавить высокомерия в голос, но попытка с треском провалилась. Мой счетчик счастья улетел куда-то за верхнюю границу.

Тембр голоса Драко стал глубже и мягче, и мое возбуждение вернулось, когда он прижался губами к моему уху.

— Это полностью твоя вина. Когда я купил этот дом, чье имя я должен был увидеть в списке жильцов, как не твое? Я приходил к тебе, чтобы понаблюдать, как ты будешь пресмыкаться передо мной, а я буду наслаждаться тем, что я твой хозяин и господин, но тебя всё время не было дома. Я даже в коридоре дежурил, чтобы поймать тебя, когда ты будешь возвращаться домой, но это тоже не принесло успеха.

— Ты — высокомерный… — начала я, но он продолжал говорить. Какова мать, таков и сын, наверное…

— И тогда мне стало любопытно: «Почему Грейнджер живет в этой дыре? И почему она даже на улицу не выходит? Неужели она стала еще страшнее с нашей последней встречи?»

Я попыталась ударить его локтем в живот, но он не позволил.

— Я накажу тебя позже, — хрипло сказал он, — но сначала я хочу закончить рассказ. На чем я остановился?

— На том, как был полной задницей.

Он не обратил на меня внимания.