Да, её тётя все ещё была красивой женщиной; имея такую форму лица, она будет выглядеть привлекательной в любом возрасте, но её черты были сейчас искажены неприязнью к Селине, которую она еле сдерживала.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь? Я всегда делала для тебя все, что могла, воспитывала тебя, как родную дочь. А ты отплатила мне ударом в спину!

— Почему? — нежным голосом спросила Седина, вовремя вспомнив, что она должна вести себя, как влюблённая женщина, и поэтому видеть мир как бы сквозь розовые очки. — Я никогда никого не хотела обидеть, ты ведь знаешь, тем более вас с Мартином.

— Не надо разыгрывать передо мной этот сентиментальный спектакль! — нанесла ответный удар Ванесса, недовольно поведя головой. — Ты знаешь, кто этот человек и что он из себя представляет, и все же, ты, похоже, собралась за него замуж. — Она неуверенными шагами прошла к бару и налила себе бренди.

Седина широко раскрыла глаза. За исключением каких-то особых случаев Ванесса никогда не притрагивалась к алкоголю до обеда — вечером же это могла быть рюмка шерри или бокал вина во время еды.

— Мы любим друг друга, — Селина была вынуждена защищаться этой ложью. Мартин никогда не должен узнать правды! Но эта постыдная ложь застряла у неё в горле, и она произнесла её сдавленным голосом, а Ванесса саркастически засмеялась.

— Любовь? Да он не знает, что это слово значит!

Признав в душе, что её тётя абсолютно права, Седина почувствовала необъяснимую душевную боль. Он ведь и сам признавал это. По крайней мере в этом он был с ней честен.

Ванесса сделала большой глоток бренди и отставила в сторону стакан, вздрогнула и бросила на Селину обвиняющий взгляд, как будто та была виновата в её несвоевременном употреблении алкоголя. Её речь стала менее внятной: на неё подействовало выпитое.

— Этот дьявол — красив, я согласна. Но, ради Бога, Селина, если ты его хочешь, переспи с ним, выгони этот жар из себя, но не выходи за этого негодяя замуж! Думай головой, а не гормонами — его мать была интриганкой, хладнокровной и расчётливой, и он унаследовал это от неё с лихвой. — Она жадно втянула в себя воздух, как бы желая успокоиться, но её голос по-прежнему звучал гневно, когда она добавила:

— Мартин наконец сказал, сколько мы задолжали этому мерзавцу. Если бы я только была в курсе дел, то никогда не позволила бы этому случиться. А в данной ситуации он может, и обязательно разорит всех нас. И ты хочешь в этом участвовать?!

Нет, только став его женой, она сможет предотвратить предсказываемое Ванессой разорение, но не могла же она ей сейчас в этом признаться. Её тётя неохотно, но может согласиться на подобную жертву, а вот Мартин нет.

Селина задрожала. Она ни с кем не могла поделиться мрачными мыслями о своём будущем, и хотя знала, что Ванесса не будет на седьмом небе от их свадебных планов, но не ожидала таких ядовитых упрёков со стороны родной тётки. Селина не знала из-за чего — из-за ядовитого упоминания о её гормонах, несправедливого очернения Адама, или ещё от чего, — но она чувствовала, как в ней закипает гнев, и ей пришлось призвать на помощь все своё самообладание, чтобы спокойно пояснить: я выйду замуж за Адама, независимо от того, благословишь ты меня или нет, так почему же не попытаться смириться, как это сумел сделать дядя? Она гордо вскинула голову, глаза смотрели холодно. — И могу вас заверить, что он не сделает ничего, что бы причинило вам финансовый ущерб.

Эта уверенность была тем единственным, что она могла предложить, и она была очень горькой. И вдруг неожиданная обида и мрачная безнадёжность, ставшие для неё невыносимыми, заставили её с необычной для неё злостью бросить:

— Кстати, раз уж мы обсуждаем вопрос о людях, разоряющих других, когда Доминик собирается выйти из своего подполья и начать работать? Или Адам его выгнал? — И тут же пожалела о сказанном, увидев, как краска стала заливать тётино лицо.

И все же она проглотила чуть не сорвавшиеся с языка извинения, вспомнив, сколько раз Ванесса вставала на сторону Доминика, сколько раз она принималась втолковывать ей, что, хотя Седину и приняли в их дом, она никогда не станет полноправным членом семьи, а сама Ванесса просто терпит её как бедную родственницу, которой некуда деться.

Так и не извинившись, Седина, резко развернувшись, вышла из комнаты. Все утро, уединившись в гостиной, она играла с Мартином в шахматы, которые подарила ему на день рождения; она без конца проигрывала, потому что не могла сосредоточиться. Во время лёгкого ленча, приготовленного Мэг, Ванесса держалась с холодной вежливостью, и Седина решилась: тщательно собрала свои вещи и уехала — а теперь вот её одежда валялась на мокрых булыжниках…

Убедившись, что дверь заперта, она вытащила из сумочки ключ, который ей дал Адам, повернула его в замке и, когда тащила свой чемодан вверх по лестнице, услышала резкий голос Адама:

— Где ты была, черт возьми?

— Как ты думаешь? — огрызнулась она, обиженная его тоном, а её плохое настроение превратилось в ярость. — Что ты пытаешься обращаться со мной, будто я уже твоя собственность!

— Я не пытаюсь, — ответил он, сжав губы и глядя на неё с упрёком. — Ты и есть моя собственность, и знаешь это.

Это было невыносимо: вдруг после спокойствия последних десяти дней она почувствовала, что больше не в состоянии с достоинством выносить это; её губы побелели от гнева, и она закричала на него: