Но, в конце концов, завожу мотор и еду обратно в квартиру.

***

Я поднимаюсь по лестнице и внезапно меня начинает охватывать паника, как будто я потерял что-то важное. Моментальный страх, который ассоциируется не только с потерей, но и незавершенностью. Паника усиливается, пока не становится очевидным, насколько я привязан к своим детям. Я — их отец. Их опекун. Я их родитель. Я уже не помню, как быть кем-то еще. У меня сжимается сердце. Боль. Тревожная. Пронизывающая. Неужели у меня сердечный приступ.

— Шеймус, ты в порядке?

Я поднимаю голову. Яркий свет заставляет меня прищуриться и тогда моему взору предстают обеспокоенные сапфировые глаза, которые смотрят прямо на меня. Это Фейт. Я инстинктивно киваю, чтобы успокоить ее. На ее лице выражение страха и тревоги. В этот момент я понимаю, что ладонями касаюсь грубой цементной поверхности ступенек. Я упал то ли от паники, то ли из-за своих бесполезных ног. Не знаю почему, но я упал.

— Я в порядке, — еще раз уверяю ее я.

Она кладет руку на мою спину и шепчет, словно пытается смягчить свои слова:

— Ты упал, и у тебя идет кровь. Позволь мне проводить тебя в твою квартиру.

— Мне не нужна помощь! — слишком громко вскрикиваю я, а потом добавляю уже тише, — мне не нужна никакая помощь. — Заявление, которое в начале звучало раздраженно… в конце окрашивается смущением. Я смотрю в ее обеспокоенные глаза, ожидая увидеть в них отвращение и боль, а вместо этого вижу сочувствие и понимание.

Она еще раз гладит меня по спине, а потом хватает за руку и помогает встать.

— Нам всем нужна помощь. Невозможно все делать самому, — шепчет она, когда мое ухо оказывается вровень с ее ртом.

Когда мы заходим в квартиру, я хочу извиниться, но вместо этого иду в ванную комнату, чтобы помыть кровоточащие колени. Чувствую себя последним придурком.

Вернувшись, обнаруживаю, что она стоит на том же самом месте возле двери. Я думал, что она уже ушла, но нет. Я жду, что Фейт начнет подбадривать меня или читать проповеди, но вместо этого она, к моему удивлению, говорит:

— Давай выпьем.

Я смотрю на часы на DVD-проигрывателе — восемь сорок пять.

— Не слишком рано для того, чтобы пить?

Она пожимает плечами.

— Нет. Я работала всю ночь и через пару часов пойду спать. Так что, считай это рюмкой алкоголя на ночь. — Не знаю, чем она зарабатывает на жизнь, но ничто не указывает на то, что эта женщина только что вернулась с работы. Ее дреды собраны в толстый низкий хвост, на ней спортивные штаны и футболка. Когда Фейт помогала мне подняться по лестнице, я обратил внимание на то, что от нее пахнет мылом и свежестью, как будто она только что приняла душ.

Я так скучаю по своим детям и ненавижу бывшую, что не могу больше ни о чем думать. Мозг кричит, чтобы я отказался, но вместо этого говорю:

— Да пошло оно все, давай выпьем.

На ее лице расплывается самая зловещая улыбка из всех, что я видел. Меня понимают.

— Черт, да, Шеймус! Я знала, что в тебе есть что-то бунтарское.

Ей понадобилось две минуты, чтобы сбегать в свою квартиру и принести бутылку дешевой водки и еще более дешевого скотча.

Мы сидим на диване, и я передаю ей пластиковый стакан с покемоном. Она с одобрением изучает его.

— Пикачу всегда был моим любимчиком.

— Тогда у тебя сегодня удачный день. Прости, но у меня нет стеклянных бокалов и рюмок для взрослых.

— Не бери в голову. Какая разница из чего пить? Лучше выбери свою отраву, — говорит она, показывая на кофейный столик.

— Водка. Скотч — напиток для стариков.

Она смеется и злость, и напряжение немного отпускают меня.

— Раньше я любила скотч.

— Как такое возможно? Тебе ведь еще нет шестидесяти пяти?

— Точно, только для того, чтобы наслаждаться бокалом скотча, совсем не важны годы, — с серьезным выражением лица говорит она, отчего мне становится смешно.

— Ты имеешь в виду детским стаканом скотча?

— Именно так, — подмигивает она.

Я наливаю ей скотч, а себе водку. Мы чокаемся.

— До дна! — Она произносит это искренне, а я бездушно.

За первой мы быстро выпиваем еще по два бокала каждый своей отравы.

Потом я выпиваю еще один.

Мы сидим, а алкоголь разжижает нашу кровь и здравый смысл.

— Чем ты занимаешься? — медленно и уже невнятно спрашиваю я. Обычно я выпиваю не больше бутылки пива. Можно сказать, что в этом плане я все еще девственник. Голова пока работает, но в глазах начинает двоиться.