Клодетт забирает у меня трубку.

— Мистер Гроувс, это Мег Гроувс, ребёнок, которого вы удочерили двадцать два года назад. Она хотела бы задать вам несколько вопросов об усыновлении и своей настоящей матери.

У него округляются глаза, но они быстро принимают прежнее хмурое выражение.

— Я не собираюсь ничего тебе рассказывать, — взглянув на меня, отвечает он, а потом обращается к Клодетт. — Эта маленькая сучка засадила меня за решётку.

Клодетт сжимает мою руку. Это попытка поддержать меня и одновременно выразить недовольство его словами.

— Мистер Гроувс, в вашем заключении под стражу не было вины ребенка. Нам бы не хотелось задерживать вас. Не могли бы вы вспомнить какие-то детали усыновления?

— Нет, — ворчит он.

— Вы ничего не помните? Имена? Места? Даты? — продолжает давить Клодетт.

— Нет, — с улыбкой отвечает эта сволочь. Когда он соглашался на посещение, то не знал, что его навещу я. И теперь не скрывает того, что ему нравится мучить меня.

— А ваша жена? Может, у неё память получше вашей? — интересуется Клодетт. Она пытается оставаться спокойной, но я слышу раздражение в её голосе.

— Сомневаюсь. В последнее время она не особо разговорчива.

— Почему? — спрашиваю я.

— Её нет в живых. Она умерла десять лет назад, — ровно отвечает он, как будто говорит о вчерашнем ужине, а не о мёртвой жене.

Клодетт замолкает.

— Мы закончили?

— Может есть кто-то еще, обладающий нужной нам информацией? Ещё один член семьи? — Это последняя попытка Клодетт спасти наш визит.

— Нет. Всем занималась жена, но она в могиле. — Он вешает трубку и встаёт, позволяя охранникам увести себя в камеру.

Я стою и смотрю, как он уходит. С моими секретами. Помнит он их или нет, но мои секреты в его голове. До этого момента мне никогда не хотелось открыть чей-то мозг, как книгу, и прочитать его в поисках ответов. Сейчас же я мечтаю вырвать из него страницы и убежать с ними, как воришка, чтобы жадно перечитывать их снова и снова, пока не запомнится каждое слово. Пока каждое слово не станет моим. Вот, чего я хочу.

Но ты не всегда получаешь желаемое.

Даже если хочешь этого больше всего на свете.

Глава 44

Календарь становится священной вещью

Шеймус

Настоящее

Я связывался с несколькими адвокатами. Но они не проявили интереса в моем деле, принимая во внимание текущие условия опеки и улики, свидетельствующие против меня. Они сказали, что это бесполезная затея. Бесполезным я называю бесцельную трату времени и бездумное существование. Мои дети — небесполезные. Бесполезная — это не о нашей ситуации. Поэтому я продолжаю поиски пока не нахожу адвоката, который соглашается восстановить справедливость и сделать то, что будет лучше для моих детей. В его словаре нет слова «бесполезный». Он выстраивает дело, собирает факты и собирается подать иск в середине января, то есть через месяц.

Календарь становится для меня священной вещью. И я с вновь обретённой решимостью вычёркиваю в нём каждый день.

Глава 45

Ты обманула меня дважды

Шеймус

Настоящее

Согласно постановлению об опеке, неделю рождественских каникул дети должны провести со мной — я забираю их в канун Рождества и возвращаю на Новый год.

После того, что Миранда устроила на День благодарения, я больше не доверяю я.

Поэтому двадцать первого декабря, сегодня, просто приезжаю и останавливаюсь перед воротами ее дома.

Ты обманула меня один раз — позор мне.

Но черта с два ты провернешь этот трюк дважды, Миранда.

Я улыбаюсь и набираю ее домашний номер на телефоне.

На третьем гудке отвечает запыхавшаяся домработница.

— Резиденция Букингемов.

— Могу я поговорить с Кайем?

— Подождите, — отвечает она и кладет телефон на стол.

Секунду спустя трубку берет Кай.

— Папа?

Все внутри меня начинает улыбаться, потому что я не только слышу его голос, но и знаю, что он в доме, который стоит передо мной.

— Привет, дружок. Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно, — недоуменно отвечает он. Обычно наши разговоры начинаются не так.

— Я хочу, чтобы ты повесил трубку, позвал Рори и Киру и вышел с ними к почтовому ящику. Я отправил вам сюрприз и, кажется, он уже прибыл.

— Может, сначала поговорим пару минут? — спрашивает Кай, недовольный тем, что я тороплюсь закончить разговор.