Пожалуй, самым необычным из всех предпринятых в период Средневековья крестовых походов в Святую Землю, является Крестовый Поход Детей (1212 г).
С точки зрения итальянского историка Джованни Микколи, слово, которым в источниках называют участников похода, переводится, скорее, как "ребята", а не "дети". А подростки 13-14 лет в те времена часто были не номинально женаты и считались уже молодыми мужчинами - воинами.
А вот французский ученый-медиевист Поль Альфандери в книге "Христианство и идея крестовых походов" предполагает, что Детский Крестовый поход является выражением средневекового культа Невинных - своего рода ритуала жертвоприношения, когда Невинные отдают себя во благо христианского мира.
Цель Крестового Похода Детей достигнута не была: никто не смог дойти до стен Иерусалима. А многих юных участников настигла самая печальная участь.
"В надежде, неведении и радости направлялись они к гаваням юга"
Хорхе Луис Борхес.
Предисловие к книге
Марселя Швоба "Крестовый поход детей"
"...шли мужи и девы, юноши и старцы,
и всё это были простолюдины"
Монах-хронист
о Крестовом походе детей 1212 года
По заросшему хвойным лесом холму с пролысиной на верхушке, погромыхивая на выбоинах колёсами, поднималась повозка. Осенний ветер нещадно трепал хламиду возницы, а тяжёлое серое небо висело так низко над землей, что ему приходилось всматриваться, чтобы разглядеть дорогу.
В такой пасмурный день и без того мрачный лес да тёмные каменные глыбы по обочинам смотрели ещё угрюмее. Галаш то и дело понукал чагравую лошадку, торопясь засветло взобраться на холм и увидеть, наконец, трёхъярусную колокольню монастыря Святой Девы Марии, служившую ориентиром в пути и конечной целью.
Вниз по холму к Оболони уходил овечий выгон, по которому бестолково разбрелось стадо, а на дне долины, у лесистого берега Днепра, виднелась высокая звонница и ломаные изгибы монастырских построек.
За два года, что настоятель назначил его возницей, Галаш хорошо изучил каждый камень на этой дороге и отлично знал, где нужно свернуть, чтобы не сгинуть в глубоких яругах Киевских предместий. Время от времени Галаш поправлял охапку соломы под корчагой с пивом, опасаясь, как бы огромный сосуд не скатился с повозки, и улыбался, вспоминая дочку сельского пивовара.
За крутым поворотом возле старой надломленной молнией сосны, Галаш заметил путника. В прихрамывающей походке и в том, как он опирался на посох, чувствовалась усталость, дорога поднималась всё время в гору, и идти по ней было нелегко.
Когда повозка поравнялась с прохожим, Галаш придержал лошадь.
Остановился и путник.
Это был немолодой человек в потрёпанном плаще, накинутом на широкие плечи. Он кивком приветствовал возницу.
– Куда идёшь, добрый человек?
– спросил Галаш.
– В монастырь, - ответил путник, вставляя посох в землю и пряча руки в полы плаща.
– Слыхал я о доминиканской обители на Оболони.
– За холмом она и есть. Садись, подвезу. Туда еду, - радуясь попутчику, предложил Галаш.
– Помолиться или, может, насовсем решил?
– Там видно будет, - ответил странник, садясь в повозку и укладывая рядом посох.
– А звать тебя как?
– приветливо поинтересовался Галаш, дёргая вожжи.
– Отец знает моё имя, - уклончиво ответил пришелец.
– А ты называй Паломником.
На востоке горизонт угрожающе загородили тучи.
– Дождь, - сказал Галаш, когда ему на руку упала первая крупная капля...
...Смеркалось. Только что кончился ливень. Настоятель шёл по тропинке, выложенной грубо обтёсанными серыми камнями. В ветвях шумел ветер, а на куполе церкви Святой Девы Марии жалобно скрипел крест.
Отец Максимилиан поднял голову. На фоне бледного неба отчётливо выделялась тёмная осиновая крыша и две остроконечные башенки храма. В сумерках они приобретали странную причудливую форму, к тому же откуда-то взялась птица - чёрная, как сама башня, на которой она сидела, задрав к небу уродливую голову с огромным клювом и скрестив за спиной несоразмерно огромные крылья.
– Святая Дева Мария, Матерь Божья, защити нас, пошли святых Ангелов, чтобы отогнали бы врага рода людского, - прошептал отец Максимилиан, безотчётно пугаясь странного существа.
Слова молитвы прервал горластый петух, вечерним криком возвестив о чьей-то скорой смерти. Отец Максимилиан осенил себя крестным знамением и торопливо ступил на порог храма. На мгновенье задержавшись возле караульного помещения, он взглянул вниз, где после пяти крутых ступенек находился вход в крипту. Дверь была приоткрыта. Отметив непорядок, настоятель покачал головой, но отвлекаться на его устранение не стал, и, обхватив обеими руками наперсный крест, направился прямиком к алтарю.
У аналоя отец Максимилиан преклонил колени. Деревянный пол капризно скрипнул под его грузным телом. Вздохнув, священник закрыл глаза и направил взор глубоко внутрь себя, туда, где он обычно видел Бога...
Тихая молитва полетела по храму:
– Deus coeli, Deus terrae, Deus Angelorum... Ты Создатель всего видимого и невидимого, и царствию Твоему не будет конца: смиренно пред величием славы Твоей молю, да благоволишь освободить меня властию Своею от всяческого обладания духов адских, от козней их, от обманов и нечестия....