Он был единственным человеком, возмутившимся тем, что люди начали присваивать себе вещи дома, и Надии его поведение показалось абсурдным и к тому же опасным для Саида, и она сказала Саиду, чтобы тот не вел себя, как идиот, и сказала жестко, чтобы защитить его, а не обидеть, но его шокировала интонация ее голоса, и, согласившись с ней, он начал спрашивать себя: так ли они будут разговаривать друг с другом, и эти жесткость и недоброта, вползающие в их слова раз за разом, были знаком того, куда вело их будущее?

Надия тоже заметила напряженность между ними. Она не была уверена в том, как можно было разорвать цикл надоедливости партнером, в который они входили раз за разом, поскольку попав однажды, подобный цикл трудно прервать, чтобы сделать уровень надоедания и раздражения все меньше и меньше, как в случаях с определенными аллергиями.

Вся еда в дома скоро закончилась. У кого-то были деньги на покупку, но большинство проводили свое время в поисках еды, что заключалось в походах по разным местам, где выдавались пайки или бесплатный суп с хлебом. Дневной рацион в обоих случаях быстро истощался в течение нескольких часов, иногда, минут, и единственной возможностью был лишь бартер с соседями или со знакомыми, а поскольку у людей оставалось совсем немного предложить к обмену, они, обычно, предлагали обещание поесть завтра или на следующий день в обмен на поесть сегодня, предлагая к обмену, сказать точнее, свое время.

* * *

Однажды Саид и Надия возвращались домой без еды, но с приятно сытыми животами после довольно неплохого вечера в поисках еды, и она все еще ощущала особенно сладкое послевкусие и кислый привкус горчицы и кетчупа, а Саид смотрел в свой телефон, когда они услышали крики впереди и увидели бегущих людей, и они поняли, что их улицу Пэлас Гарденс Террас атаковала толпа местных жителей. Нативисты выглядели для Надии незнакомым и обозленным племенем, решившимся на разрушения и насилие, и некоторые среди них вооружились монтировками и ножами, и Саид с Надией повернулись и побежали, но не смогли укрыться.

Надия получила синяк под глазом, вскоре, заплывший весь глаз, а у Саида была рассечена губа, забрызгав кровью подбородок и куртку, и в их ужасе они схватились друг за друга руками, боясь потеряться, но их лишь бросили на землю, как большинство остальных, и в тот вечер недовольных выступлений по всему Лондону три человека потеряли жизни — совсем немного по обычным стандартам тех, кто прибыл сюда.

Наутро они почувствовали, что их кровать была слишком мала для них после вчерашних побоев, и Надия оттолкнула Саида бедром, пытаясь отдалить его, и Саид оттолкнул ее, пытаясь сделать то же самое, и на секунду она разозлилась, и оба повернулись лицом к лицу, и он коснулся ее заплывшего глаза, и она хмыкнула и коснулась его разбухшей губы, и они посмотрели друг на друга и молча решили начать свой день без недовольства.

* * *

После волнений начались разговоры по телевидению, в каждом городе, после Лондона, чтобы вернуть Британию Британии, и появились новости о том, что армию привели в боевую готовность, и полицию — тоже, и тех, кто когда-то служил в армии или в полиции, и волонтеров после недельных курсов тренировки. Саид и Надия услышали, что нативистские экстремисты формировали свои отряды с молчаливого согласия государства, и в медиа все больше рассуждали о ночи разбитых стекол, но на организацию подобного требовалось время, и в это время Саиду и Надии предстояло сделать выбор: оставаться или уходить.

В их маленькой спальне после заката они слушали музыку с телефона Надии, включив встроенные звуковые колонки. Было бы проще включить эту же музыку с различных веб-сайтов, но они решили экономить во всем, включая хранители памяти, купленные ими для своих телефонов, и Надия смогла бы записать пиратские музыкальные версии, какие они смогла бы найти, и чтобы они смогли их потом слушать. К тому же она была рада восстановить свою музыкальную библиотеку: из ее прошлого она не доверяла постоянной возможности извлечь все с интернета.

Однажды ночью она включила альбом, который, как знала она, очень нравился Саиду, популярной группы в их городе, когда они были еще подростками, и он удивился и обрадовался, услышав музыку, потому что он прекрасно знал об ее отношении к поп-музыке их страны, и стало совершенно очевидно, что она включила эту музыку для него.

Они сели, скрестив ноги, на их узкой кровати, упершись спинами в стену. Он положил себе на колено кисть руки, открытой ладонью. Она положила сверху свою ладонь.

«Давай попытаемся больше не говорить друг с другом по-говяному», предложила она.

Он заулыбался. «Давай пообещаем».

«Обещаю».

«И я обещаю».

Той ночью он спросил ее: какой она представляла свою жизнь в мечтах, в большом городе или в провинции; и она спросила его о том: смог бы он представить их жизнь в Лондоне, если бы они остались; и они стали обсуждать, как дом, подобный этому, занятому ими, мог бы разделен в настоящие жилые квартиры, и как они могли бы начать все заново в другом месте, в другом месте этого города или в городе далеко отсюда.