Мейсон остановился перед столом, с интересом рассматривая хозяина. Затем он спокойно опустился в глубокое мягкое кресло, продолжая наблюдать, как охотник наблюдает за добычей.

Шторы были подняты, и в окна можно было видеть двор с пальмами и фонтаном. Позади фонтана находился небольшой бассейн для плавания. Дом производил впечатление, этого нельзя было отрицать. Он явно был рассчитан на то, чтобы вызывать восхищение. Несомненно, его строил мастер своего дела и строил для человека, способного оценить его работу.

Хоумен склонился над рукописью в позе человека, всецело поглощенного своими делами. На Мейсона он не обращал ни малейшего внимания.

Внезапно он поднял голову:

– Я только закончу эту сцену и буду к вашим услугам.

Внешность Хоумена была довольно внушительная, несмотря на небольшую лысину, которую он, впрочем, не пытался скрывать. На носу красовались очки в черепаховой оправе.

Глаза за стеклами очков были пристально устремлены на рукопись. Внезапно он схватил со стола карандаш и принялся покрывать поля страниц неразборчивыми строчками. Писал он очень быстро, казалось, рука не поспевает за ходом мысли. Потом он так же внезапно отбросил карандаш и поднял на Мейсона глаза странного красновато-коричневого оттенка.

– Сожалею, что заставил вас ждать. Я не думал, что вы придете так скоро. Мне нужно было закончить сцену, мы собираемся снимать ее в эти дни. Похоже, что ваш визит здорово выбьет меня из колеи. Тот детектив, что приходил перед вами, уже отнял у меня время. Мне надоело все это, пора кончать. Что вы, собственно, от меня хотите?

Мейсон, однако, не спешил сразу переходить к цели своего визита.

– Я не думал, что вы так поздно засиживаетесь за работой.

– Я работаю все время, и чем позже, тем лучше. Я люблю работать, когда все кругом уже спят. – Он помахал толстой короткой рукой перед лицом Мейсона. – Что же вам от меня угодно?

– Я хотел бы поговорить об этой автомобильной катастрофе. Если машина была взята с вашего разрешения…

– Я не давал разрешения на кражу моей собственной машины.

– Я хочу сказать, что, если, например, вы даете кому-то поручение и этот кто-то едет в Сан-Франциско, чтобы выполнить это поручение, и по дороге попадает в аварию, вы тем самым несете известную ответственность за все происшедшее.

– К чему вы, собственно, клоните?

Мейсон сказал:

– Я адвокат и представляю интересы Стефании Клэр. Я заинтересован в том, чтобы выяснить это дело до конца и доказать, что девушка не виновата.

– Ну, и что же?

– Вы, в свою очередь, заинтересованы в том, чтобы остаться по возможности в стороне. Если автомобиль действительно был украден – это одно дело, если же кто-то пользовался им с вашего разрешения – это совсем другое дело. Вы сами видите, что наши интересы абсолютно противоположны, я говорю вам об этом прямо, так как, мистер Хоумен, – голос Мейсона приобрел оттенок жесткости, – я не совсем верю в то, что эта машина, ваша машина, – подчеркнул он, – была украдена.

Выражение лица Хоумена не изменилось, оно оставалось таким же непроницаемым. Мейсон спокойно продолжал:

– Я хочу доказать, что в момент аварии за рулем вашей машины была не Стефания Клэр, а кто-то другой. Я хочу найти этого другого и при этом неизбежно должен заняться вашей частной жизнью, мистер Хоумен.

– Это шантаж?

– Всего лишь предупреждение.

– Вы закончили?

– Я только начал.

Хоумен беспокойно завозился в кресле.

– Я вижу, что каша заварилась порядочная, – резко проговорил он.

Его толстые короткие пальцы с тщательно отполированными ногтями нервно выбивали дробь по краю стола. Бриллиантовый перстень на руке поблескивал, отражая свет настольной лампы.

Мейсон продолжал прежним тоном:

– Ваше положение будет не из приятных, если мне удастся доказать, что машину с вашего разрешения…

– Вы серьезно думаете, что я лгу насчет кражи авто?

– Когда я берусь за какое-нибудь дело, я всегда исхожу из того, что человек, излагающий версию, противоположную версии моего клиента, мягко говоря, извращает факты.

– Ну что ж, на то вы и адвокат.

– В таком случае, – продолжал Мейсон, наклоняясь вперед и делая жест в сторону Хоумена, – если у вас есть какие-либо причины возражать против того, чтобы имя мистера Спиннея фигурировало на суде, лучше вам сказать об этом сейчас.

Хоумен выслушал его, не моргнув глазом.

– Кто такой Спинней? – спросил он.

– Джентльмен из Сан-Франциско.

– В первый раз слышу о таком.

– Тогда вы, быть может, слышали что-нибудь об официантке из кафе в Нью-Орлеане?

– Теперь вы решили навязать мне еще и женщину?

– Да, всего одну.

– Ну так, да будет вам известно, что я холостяк и намерен им остаться. Я не интересуюсь женщинами, тем более такими, каких вы, вероятно, имеете в виду.

– Я имею в виду женщину, которая сохранила верность человеку, оставившему ее, человеку, изо всех сил пытающемуся удержать ее в Нью-Орлеане, чтобы помешать ей узнать, где он и что с ним.