— Ирена? — бровь поднял и руку ко мне вытянул. Я сперва ступила пару шагов, потом вспомнила, чего он ладонь тянет, схватила рукавицу, а властитель уж сам ко мне шагнул. Только успела, что передать как положено, с поклоном. Даже устояла после поклона и в ноженьки белые не повалилась. Пока величество их на руку перчатку натягивал, я ж по остолбенелости своей вовсе не шевелилась. Следовало королю меня снова из комнаты выслать, а он посмотрел молча, и дурь в голове вместо того, чтобы рассеяться, совсем плотной пеленой встала.

Стою, смотрю в глаза его, ничего не соображаю. И он тоже смотрит, внимательно так, а потом улыбка на губах зазмеилась. Хоть губы красиво изогнулись, но по чести скажу, иное слово, вроде «появилась», к улыбке той не подошло. Вдруг стянул король перчатку и отбросил, а меня за подбородок взял, нежно так. Я вся вниз подалась, на пол стало быть, а он второй рукой за талию хвать и удержал. К себе прижал крепко, а меня совсем повело. И ведь чувствую, сделать что-то надо, а то не вырвусь, а там ждут ведь. А ну как все планы по дурости непонятной порушу.

Вот король меня держит, еще и повернул немного, чтобы часть веса фаворитского на стол пришлась, а я руками в тот стол уперлась и подсвечник нащупала. И единственная мысль, которая в голове проскочила, это что подсвечник тяжелый и если на голову королевскую опустить, то чай отвлечет их величество от созерцания для меня неудобного. Тогда может в себя приду. Обхватила подсвечник как зачарованная, руку стала в сторону отводить, но король удара не дождался. Склонился низко и поцеловал меня.

Я ничего в жизни своей нежданней не испытывала. Это же надо так деву ошеломить, что я подсвечник нелегкий на собственную ногу уронила, а в чувства так и не пришла. Мамочка родненькая, взмыла я куда-то, в такую даль далекую, за самым краем небес, и звезды волшебные кругом светились, а я среди них летала. И когда король вдруг сильнее объятия сжал, то последнее, что в памяти отложилось, это как со звезды срываюсь, а дальше в беспамятство окунулась.

Очнулась, когда за окном уж светало. Глаза раскрыла, а над головой балдахин янтарный. Никак в своих покоях пробудилась? Подумала, что помню, как король меня поцеловал, а дальше и вовсе темно и память не откликается. Вся ночь прошла, а я даже не ведаю, как. Повернулась на бок, тело ломило, руки и ноги непослушные были, будто не мои. Я тут же за косу схватилась — эльфийская коса, значит сменила облик на положенный. Когда только сменила и как к спальне добралась?

Села в постели, взглядом покои обвела, и в груди захолодело. Взялись из ниоткуда две лавки у дальней стены, а на лавках тех диор с эльфом лежали и тоже без памяти. А между ними и остальной комнатой решетки прозрачные. Я с кровати рванулась, но сил не рассчитала, повалилась прямо на пол и корзину сбила. Ту самую с Тинаром моим. Крутанулась с помятой плетенки, на колени поднялась и потянула крышку, Тальраиром запечатанную. Магия моя эльфийская все веточки вмиг распутала и открыла корзинку.

Схватила я зверя своего невиданного за плечи получеловеческие и потянула наружу. Сама бы не вытянула конечно тяжесть такую, да только плетенка мне помогала, выпихивала волкодлака из нутра своего, пока он на полу не очутился. Ох, и помятым, побитым показался после путешествия своего. Ведь то катили, то тянули, то роняли корзинку эту.

Погладила несчастную зверушку по голове с мордой полуволчьей, а он возьми и пошевелись. Я в тот же миг на кровати очутилась, руки, ноги разом заслушались. Батюшки, действие зелья кончается, а Тальраир вон там, за решеткой. Соскочила тогда снова на пол, но с другой стороны, сильно опасаясь дольше мешкать, и к прутьям рванулась. Ухватила их, а они твердые, крепкие, надежней железных, и не поддаются.

— Тальраир! — позвала, а он не откликнулся.

— Эртен! — крикнула, но и этот не пошевелился.

Святые небеса! Делать-то что теперь?

Прижалась к прутьям спиной, снова на Тинара глядя. Вроде как заскулил, когтями скребанул по полу и снова затих.

А мгновенье спустя я и вовсе спиной в решетку впечаталась, потому как открылась дверь и зашел в покои сам король. Один зашел, без охраны, и остановился, на меня глядя. А меня таперича больше озноб пробирал от его взгляда, потому как лежали по ту сторону прутьев путники мои без сознания.

— Мира, — улыбнулся и голову набок склонил. Не смутило его ни лицо мое эльфийское, ни тело чужое. Шагнул ко мне, а я еще сильнее к решетке прижалась.

— Что же ты сегодня меня пугаешься, а вчера сама в спальню приходила?

Я ж не за тем приходила, за чем в опочивальни ходят. Чего он надумал себе, и почему я ночь эту вовсе не помню?

— Не обнимешь, не поцелуешь? — продолжал измываться властитель этот.

А мне уж одного поцелуя хватило, который в беспамятство отправил да памяти лишил. Головой покачала, а он снова ко мне пошел. Остановился, руки на решетку положил, меня между ними поймал.

— Расскажешь о братьях своих? Зачем в гости пожаловали, зачем в королевский кабинет проникли, а тебя ко мне в спальню отправили?

— Не отправляли меня, — сил достало вымолвить, — сама пошла.

Снова усмехнулся, рассматривая.

— Так понравился? — за подбородок ухватил, голову выше поднимая. Я теперь в теле эльфийки ему и вовсе ниже плеча доставала. А пальцы мужские жестче вдруг сжались, — рассказывай! — повелел.

Мотнула головой, освобождаясь, а за спиной его вновь увидела, как Тинар шевельнулся. Король его и не заметил по ту сторону кровати, зато мне теперь видно стало, как волкодлак приподнялся. Толкнула тогда со всей силы властителя в грудь, проскользнула под его рукой и к постели рванулась.