Секунда шла за секундой. Только стук сердца и тихое дыхание Светы.

– Маргарет!

– Я здесь, Тони, - услышал он тихий голос, словно издалека. – Я все знаю. И постараюсь помочь…

============================================

– Ты все поняла? – спросила сестра Констанс, закрывая дверь хижины.

– Да. Кто бы мне сказал, что я с таким нетерпением буду ждать момента, когда смогу переспать с этим придурком. Если, конечно, не исчезну после смерти Маргарет. Или не останусь навсегда болтаться призраком в отражении Скайхилла.

– Главное, не пропусти момент, когда она…

– Не пропущу, сестра Констанс. Я ведь все буду чувствовать. К тому же она верещит, как кошка. Трудно пропустить, знаете ли. Не представляю, как ее не поймали, когда она в замке с ним трахалась.

– Я не знаю тех слов, которые ты употребляешь, но о смысле догадываюсь, - улыбнулась аббатиса.

– Простите. Слово это довольно грубое. А вы все-таки монахиня.

– От этого я не перестала быть женщиной. То есть, конечно, давно уже перестала, теперь я старуха, но когда-то была устроена точно так же, как и вы с ней. Ой, прости, сейчас ты тоже не женщина, - она засмеялась в голос. – И мне известно, откуда берутся дети. И даже то, что от этого можно испытывать удовольствие. Не на своем опыте, конечно.

Мы вышли из дома рано, еще даже светать не начало. Сестра Констанс держала в руке чадящий факел – просмоленный пучок веток. Поверх черной мантии она куталась в шерстяной плащ. Трава была покрыта густым слоем инея, который серебрился в отблесках пламени. Я чувствовала холод, но не испытывала от этого никакого дискомфорта.

– И все-таки, - я крутилась вокруг нее, как щенок на прогулке, то отставая, то обгоняя, - почему вы думаете, что мне удастся притащить его сюда? Он ведь тоже… мертвый. И должен действовать по своему плану. Уехать в эту… Баден-Дурлахию.

– Если ты все сделаешь, как я сказала, сможешь им управлять. Он, конечно, будет очень сильно сопротивляться, но ты уж постарайся. Твоя задача привести его сюда в канун Дня всех святых. Как раз тогда к нам в тот год пришел мальчик.

– А что он скажет? И сестра Агнес?

Сестра Констанс даже споткнулась.

– Светлана, ты о чем? Что они могут сказать, кроме того, что уже когда-то сказали? Если ты приведешь сюда Мартина, я смогу сделать так, что вы с ним отправитесь в Овернь. То есть ты в его теле. И тогда он уже не сможет противиться. Когда еще тебе представится возможность побыть мужчиной?

– Да… Это серьезно, - протянула я. – Но что будет в нашем мире, если он окажется здесь?

– Да ничего, - хмыкнула она. – Что будет, если ты бросишь камень в лужу? Дерево, которое в ней отражается, изменится?

– Нет.

– А отражение?

– Ну… От камня рябь пойдет.

– Пойдет. А потом уляжется, и все будет как прежде. Отрастит себе ваше отражение нового Мартина.

– А со старым потом что будет?

– Откуда я знаю, - с досадой поморщилась сестра Констанс. – Там видно будет. Тебе-то не все ли равно?

– Не знаю. Все-таки мой предок. Пусть даже он мне и не нравится. Кстати, я все хотела у вас спросить. Как так получилось, что кольца, которые принадлежали жрицам языческой богини, оказались у христианских монахинь? – я постаралась, чтобы это прозвучало не слишком ядовито. – Христианство и магия – странное сочетание, не находите?

– Не забывай, изначально госпитальеры не были монахами. Просто община добрых христиан, которые помогали страждущим. Как кольца попали к нам? Я не знаю, мне об этом не рассказывали. Восток…

Дело тонкое, закончила я про себя фразу – по-русски, разумеется. Даже если сестра Констанс это слышала и не поняла, уточнять не стала.

– На Востоке много тайн, - продолжила она. – Что такое магия? Всего-навсего то, что мы не знаем и не понимаем. Я освободила твою душу от тела Маргарет. Но это не магия. Это всего лишь снадобье, которое на Востоке дают чумным и прокаженным, чтобы уменьшить их страдания и сделать смерть легкой. Но на здоровых оно действует несколько иначе. А разве в христианстве нет магии? Разве претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Господа – не магия? Но мы называем это мистикой[7]. А магию считаем чем-то дьявольским, не так ли?

– Да, - согласилась я. – В наше время есть столько вещей, которые обозвали бы магией и дьявольщиной, попади они сюда.

– Я скажу тебе кое-что. За такие слова меня, возможно, сожгли бы на костре как еретичку. Я не считаю прежних богов демонами, как это положено. Люди всегда верили в Бога, но он приходил к ним таким, каким их разум мог Его вместить. Ребенка не учат философии и математике, пока он не научится думать. Любовь небесная прекрасна, но без любви земной род человеческий не может существовать. Телесное влечение, продолжение рода – на этом стоит мир.