Знакомьтесь: Сильвен Эме Тома, рыжий скотокрад и демонопоклонник, со знаком дьявола на руке... Такому человеку в прогрессивном Средневековье, в небольшом городке Шату, одна дорога — на костер. И всем плевать, что дьявольский знак — всего лишь родимое пятно, а «украденный и преданный дьяволу» скот... всего лишь выброшенные на смерть животные, которых юный «еретик» подобрал и смог выходить... Церковь всегда права, а людские наветы всегда слышимы охотней и громче. «Малыш, прости, что не успел...» Текст не призван к разжиганию религиозной розни. Конкурсная работа участников Perfect Idiot и Ясолнце
Публичные казни — всегда захватывающее зрелище. Захватывающее с головой, не оставляя возможности ни отвернуться, ни даже опустить взгляд, если не хочешь составить компанию обречённому.
Наказания были всегда разные, в зависимости от тяжести совершённого (или даже мнимого) преступления. Сегодня с самого утра готовился костёр. Пару часов назад к высокому столбу был прикручен преступник: молоденький рыжеволосый парнишка, живший с престарелыми родителями на самой окраине города.
Большая толпа вокруг собралась довольно быстро. Периодически то тут, то там слышались шептания: «Чем провинился мальчишка?», «Он похитил ягнёнка, и многих других животных», «Пособничал дьяволу», «Был пойман с поличным и признался в ещё череде краж».
Сильвен же смотрел на скопление людей с невесомой, едва заметной улыбкой. Его беспокоило лишь одно: «Жаль, малыша спасти не успел…»
***
Действия палача Сильвен сопровождал ужасом в зелёных, как изумруды, глазах. Парнишка был совершенно обнажён и подвешен за руки на дыбе. Свободный конец верёвки был переброшен через кольцо лебёдки.
— Ты признаёшь, что пособничал дьяволу? — по сырому помещению рассыпался безэмоциональный хриплый голос его мучителя, безо всяких пыток проникая под кожу.
Парень покачал головой, отрицая обвинение: сил говорить уже не осталось, ведь он потерял счёт времени и не мог точно сказать, сколько он так провисел.
— Значит, не признаёшь. Зря. Подумай, может, всё-таки, твои действия были обусловлены тем, что ты за них не отвечал? А животные поднимались после того, как в них вдохнул поганую жизнь дьявол? — и палач истово перекрестился, отгоняя от себя темноту.
— Нет! — крикнул Сильвен возмущённо. — Я их лечил! Просто лечил! Нет никакого дьявола!
— Жаль. А святые отцы говорят, что есть. Будем убеждать, — и палач медленно стал вращать колесо лебёдки, натягивая верёвку.
Сначала парень поднимал руки, насколько мог. Но они были связаны сзади, и скоро терпеть стало невозможно. Потом он приподнимался на цыпочки, чтобы компенсировать натяжение верёвки. Затем не помогало уже и это, и жертва полувисела в неудобной позе, вывернув руки.
— А теперь?
Сильвен устало покачал головой. Ещё немного, и он сдастся. И тогда проклятые фанатики победят науку. Ещё чуть-чуть, и его остатки сил утекут вместе с кровью, что сейчас сочится из перетёртых грубой пенькой запястий, и он признается и в том, что совершал, и в том, что не совершал: даже в развале Вавилонской башни.
Палач сильнее крутанул колесо, парня вздёрнуло вверх, и он закричал.
Его крик разнёсся по подземелью, отражаясь от стылых серых стен, но слушать было некому: в зрителях сегодня только крысы да палач. Мучитель и ухом не повёл, он лишь замер на мгновение, нудно вопрошая:
— Ты признаёшься в сговоре с дьяволом? — и, услышав сдавленное «нет», снова дёрнул колесо.
Несмазанная лебёдка застонала, как живая, и резко провернулась. Верёвка не выдержала и лопнула, и тут же раздался гулкий стук — упало подвешенное тело. Парень без звука лежал на грязном каменном полу, в то время как палач кинулся выяснять причину данного конфуза. Повозившись с пыточным устройством, он вытащил перетёртый косок верёвки.
— Мелкие твари! Дождётесь вы у меня, паршивцы, буду трупы еретиков в овраг кидать! А не вам! — и он со злостью швырнул кусок бечёвки в тёмный угол.
Потом палач подошёл к серой груде, которая недавно трепыхалась подвешенной, и пнул сапогом под рёбра:
— Эй! Ты жив там? Не вздумай сдохнуть, а то я получу от святого отца.
В ответ лишь тишина, прерываемая пронзительным писком крыс. То тут, тот там тусклый свет нещадно коптящего факела находил отсвет в красных бусинках-глазах местных постоянных жителей-грызунов.
— Эй! — крикнул мужчина в балахоне чуть громче, а крысы прыснули по углам. — Ты жив? — Он присел на корточки и перевернул упавшую жертву на спину.
Правая рука Сильвена была вывернута под неестественным углом, кожа на щеке содрана и набрякла капельками крови, которые висели крупными бусинами, словно роса на травинке, по всему телу угадывались синяки и кровоподтёки.
— Тьфу, слабак! — достав нож, мучитель примерился и перехватил стягивающую запястья верёвку. — Наслаждайся и цени, что я сегодня добренький.
Металлически лязгая подбитыми каблуками, отзвук которых эхом отражался от серых холодных стен, палач вышел из камеры, скидывая по пути капюшон. С той стороны некоторое время слышалась возня, бряцанье ключей о замок, тихая ругань, и, наконец, всё стихло.
Казалось, жизнь замерла, так что даже не было видно серых гибких теней с голыми хвостами, вечно снующих по углам в поисках еды, или в тишине ночи пробирающихся к измученным и покалеченным телам, чтобы полизать кровь.
Но вот в дальней части камеры раздался осторожный шорох. Если бы палач не унёс факел, то в его мерцающем свете можно было разглядеть любопытный нос, с силой внюхивающийся в застоявшиеся запахи крови, пота, мочи и подгнившего мяса. Но пыточную освещал только свет, попадающий через крохотное окошко под потолком, да и то лишь в солнечный день, когда лучи пробивались сквозь зелень и нагромождение крыш.