Мой флейтист так же стоял у окна, играя на флейте

— Живая. — донесся до меня его еле слышный вздох.

А я неуверенно спустила ноги с кровати, и, держась за спинку, встала. Сделала шаг. Потом еще. Протянула к нему руку. Глеб подхватил меня, обнимая за талию, и притянул к себе. Флейта исчезла из рук, он гладил мою спину, и я чувствовала, как его руки чуть подрагивали. А я уткнулась ему в плечо и позорно разревелась.

— Тихо маленькая, тихо, тш-ш-ш, все позади, — прошептал он, и его голос действует на меня так же, как и его музыка — умиротворяющее.

Я подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Его пронзительно-черные, они проникали в самую душу, так же, как и его музыка. И я тянусь непослушными губами, слегка касаясь его губ, впитывая то наслаждение и эйфорию, что дарит мне присутствие моего флейтиста.

— Не уйду! — сказанное им шепотом на мой мысленный вопрос.

***

С тех пор прошло два месяца. Что было самым удивительным, но я выздоровела. Меня затаскали по всем больницам, проводя бессчетное число анализов, так что, в конце концов, я не выдержала и устроила истерику, заявив, что все, хватит, больше я никуда не пойду.

Глупые врачи приводили в пример какие-то цифры, статистику, пытались объяснить причину столь чудесного исцеления. Неужели, они и вправду верили во все это? Уж я-то знала, чему я обязана своим излечением. Вернее, кому. Моему флейтисту.

Каждую ночь я садилась перед открытым окном и ждала неизвестно чего. Хотя, чего это я, уж себе-то я никогда не врала. Я ждала музыканта. Что он вновь придет со своей флейтой и станет играть для меня. Но мой противный внутренний голос твердил, что мои ожидания напрасны. Не придет. Не сыграет. Все, что у меня осталось — музыка в душе, да тот невинный поцелуй. И только память упорно цеплялась за его тихое «Не уйду».

Я слышу, как открывается дверь в моей комнате и входит мама. Она обнимает меня и говорит, что больше они не будут заставлять меня ходить по врачам, что она рада, что я выздоровела, и что я дома, и уверят меня, что все будет хорошо. Я обнимаю ее в ответ, молчаливо кивая головой на все ее заверения, и все так же смотрю на луну.

Потом я слышу, как мама рассказывает отчиму, что я опять сижу у окна, а отчим заверяет маму, что это пройдет и предлагает со мной поговорить. Мне жаль их, моих родителей, я знаю, что они совершенно искренне переживают за мое душевное спокойствие, но что я могу им рассказать? Что ко мне во снах приходит флейтист, который вылечил меня своей музыкой, а я в него влюбилась, и на самом деле все было наяву? Ну уж нет, тогда мне прямая дорога в больничку, только теперь уже к психиатру.

Я искала его. Да-да. Я обошла все музыкальные школы, до хрипоты описывая внешность Глеба, махала руками, пытаясь изобразить игру на флейте, марала бумагу, пытаясь нарисовать саму флейту. Но нет. Ничего. Везде — вежливые улыбки и настороженный взгляд - видно я весьма увлекалась описаниями — и обещания позвонить если что. Конечно, никто не звонил. У нас не так много музыкальных школ, и я обошла их все, и сегодня, выйдя из двери последней, я потеряла надежду. Настроение было под стать погоде: мелкий холодный дождь моросил на улице, небо хмурилось, обещая ливень.

Я вышла на набережную. Был виден мост через реку, ту самую, из моих снов. Чувство странности не оставляло меня. Я глубоко вздохнула, обзывая себе параноиком, оглянулась на всякий случай и... замерла, боясь спугнуть мое видение. Он стоял у моста, опираясь спиной на перила, фигура его была как в дымке, но глаза смотрели прямо на меня.

Я узнала его просто по очертаниям, прежде, чем успела рассмотреть.

— Глеб! — крикнула я, и мой возглас звонко прокатился по пустынной набережной. — Глеб! — И я кидаюсь к нему, будто боясь, что вот сейчас он исчезнет, а я не успею даже коснуться его.

Я подбежала к мужчине и судорожно обняла его за талию, вцепившись мертвой хваткой.

«Глеб, Глеб, Глеб» — шептала я, прижимая его все ближе к себе. Я вскинула голову — и только быстрая реакция спасла Глеба от удара с моей головой — порывисто прижалась к нему губами, проклиная свою неопытность. Я нежно целовала его, проводя языком по нижней губе, и сгорала со стыда, не чувствуя ответа. Он не отстранялся, но и никак не реагировал на мою выходку. И почти через вечность я почувствовала его ладони, обнимающие меня за талию, медленно поглаживающие мою спину.

Я незаметно выдохнула. Не оттолкнул.

— Я искала тебя, — сказала я

— Зачем? — Глеб нахмурился.

— Ты нужен мне. И ты обманул, ты не музыкант, я обошла все школы, там тебя никто не знает.

Он молчит. Просто прижимает меня к себе, делясь теплом, с реки дует прохладный ветерок, и я начинаю дрожать. А может это мандраж. Адреналин отпустил и начался откат. Глеб так долго молчит, что я дрожу уже не от холода, а от волнения.

— Я не тот, кто тебе нужен, — наконец хрипло отвечает он.