— Сомневаюсь, — ответил Росс. — Возможно, ты бы лишился продвижения по службе, но даже англичане во время войны не могут позволить себе бросать молодых офицеров в тюрьму из-за пары гиней.

— Что ж, в крайнем случае я, разумеется, мог бы, проглотив свою гордость, попросить отчима Джорджа меня выручить. Но твои щедрость и великодушие позволили мне рассчитаться с ростовщиками без подобного унижения.

— Похоже, капитан Полдарк, теперь ты исправился.

— И почему же ты так считаешь, капитан Полдарк?

— Повышение в чине. Серьёзный вид. Четыре года тяжёлой войны.

Джеффри Чарльз вытянул ноги.

— Что касается первого, то это несложно. Здесь, в Испании, не нужно ждать до седых волос, чтобы получить повышение — достаточно освободиться вакансии. Что касается второго — серьезного вида, как ты его называешь, то это в основном из-за того, что я обдумываю письмо тёте Демельзе, если её муж схлопочет пулю под моим командованием. А что касается третьего, то, как ты и сам знаешь, дядя, четыре года в армии никак не способствуют исправлению. Наоборот, склоняют к неподобающему поведению — женщинам, выпивке, картам.

— Да уж. Не буду распространяться об этом твоим родственникам.

— Но я не в долгах, капитан, — Джеффри Чарльз рассмеялся, — как это ни странно. В прошлом месяце, перед этим чертовым отступлением, в полку проводили ослиные гонки, делались немалые ставки. Я погонял своего осла как одержимый, трясся на нем, как не знаю кто, и пришел голова к голове с молодым Паркинсоном из 95-го полка! Так что впервые за последние двадцать с чем-то месяцев я выплатил все долги и у меня еще завалялась в кармане парочка гиней! Просто невероятное везение — если бы я не выиграл, то даже не знал бы, как расплатиться.

— Вижу, кто-то раскроил тебе лицо, — Росс вытянул ноющую ногу.

— Ах да, шрам не такой симпатичный, как твой. Бог мой, да я просто не могу тебя вообразить без этой милой отметины, она так тебе идет. Я потерял кусок челюсти в стычке на реке Коа в июле — жаркая выдалась драчка у моста — но могло быть и хуже. Хирург отдал мне потом кусок челюсти в качестве талисмана на счастье.

Ночь тянулась медленно, и они урывками дремали, продолжая иногда обмениваться случайными фразами, остротами и воспоминаниями. Ближе к рассвету они стали серьезней и заговорили о себе, о Корнуолле, о Полдарках.

Джеффри Чарльз тяжело воспринял смерть матери. Росс помнил, как однажды в Лондоне молодой человек явился к нему, побледневший и серьезный, и сказал, что эта потеря изменила его планы на будущее. Он больше не собирался поступать в Оксфорд, и его не интересовала жизнь обедневшего сквайра на юго-западной окраине Англии. Он больше не собирался жить под опекой ненавистного отчима, на что и раньше соглашался только ради матери, которую глубоко любил. Но без нее все изменилось. Джеффри Чарльз хотел найти собственное место в жизни и не желал просить одолжений у сэра Джорджа Уорлеггана.

Он мечтал как можно скорее покинуть Харроу и поступить кадетом в Королевский военный колледж в Марлоу. Росс пытался его переубедить. Из собственного опыта службы в армии он прекрасно знал, как тяжело там молодому человеку, не имеющему капитала или влияния. К тому же Джеффри Чарльз привык жить на широкую ногу, и Росс считал, что армейская жизнь окажется слишком тяжелой для племянника. И хотя три года в Харроу закалили молодого человека, он был слишком изнежен и избалован матерью в юности, и это до сих пор сказывалось.

Но ничто не могло поколебать решения Джеффри. Россу казалось, что в первую очередь Джеффри Чарльз желал уехать подальше от Корнуолла и связанных с ним воспоминаний. Ему хотелось отогнать их подальше, а неприязнь к приемному отцу стала лишь поводом. И Джеффри Чарльз настоял на своем. Россу пришлось вести долгую переписку с Джорджем — дело непростое, но им все же удалось избежать личной встречи. Джордж проявил некоторую щедрость, предложив пасынку двести фунтов в год, пока тому не исполнится двадцать один, а после этого увеличить сумму до пятисот фунтов. Джеффри Чарльз собирался отказаться, но Росс заставил его принять (пусть и с неохотой) это предложение.

— Я думаю не только о себе, — сказал Росс, — хотя чем больше ты получишь от него, тем меньше тебе потребуется от меня. Но Джордж кое-что должен твоей матери и твоему отцу, так что чуть-чуть разорив его, ты восстановишь элементарную справедливость.

— Чтобы облегчить его совесть?

— Понятия не имею, насколько будет облегчена или cмущена его совесть. Как я уже сказал, приняв эти деньги, ты восстановишь справедливость. Если это облегчит его совесть, буду рад за неё. Но в большей степени это равноправное соглашение между всеми нами. Оно наверняка бы порадовало твою мать.