Шрифт:
– Что?
– Нет, ничего, так, кое-что вспомнил, – быстро отмахнулся я, переводя разговор на другую тему. – Ты уже выбрала куда собираешься поступать? Я хотел на филологический.
– Да, я слышала ты пишешь рассказы.
– Нет, уже не пишу. Как выяснилось, это было простым ребячеством. Сейчас я этим не занимаюсь, но я веду личный дневник... И пока что в нем ни одной записи.
Она засмеялась. Ей понравилась моя шутка?
– А ты?
– Веду ли я дневник?
– Нет, каковы твои мысли касательно будущего, куда ты собираешься?
– В Дарквуд, на медицинский. Хочу лечить животных.
– Круто, – сказал я. – Если нужно помогать зверушкам, я только обеими руками «за». Обожаю этих милых пушистых созданий.
– Да, это здорово, – согласилась она. – Ну так... – Линда замялась, словно в нерешительности, смахнула со лба прядь огненно-рыжих волнистых волос, и потом выдохнула, – не хочешь сходить со мной в кафе? Попьем кофе... Или чай.
– Конечно. Люблю чай. И кофе... только не сейчас, давай чуть позже. Нужно еще кое-что сделать.
– Хорошо. – Она кивнула. – Тогда увидимся. Береги себя, Дилан.
– Ты тоже.
Мы попрощались, и Линда ушла. Я задумчиво смотрел ей вслед; один раз она обернулась и я, помахав ей рукой, второпях закрыл шкафчик, закинул сумку на плечо и, развернувшись, быстрыми шагами поплелся из школы.
На улице накрапывал дождь. Я накинул на голову капюшон и засунул руки поглубже в карманы джинсов. Сгустки мощных темно-серых масс грозно собирались в громыхавшем небе и тянулись к городу, словно гигантские киты.
Я завернул за угол и остановился возле небольшого магазинчика мистера Ранко. Он был закрыт, хотя обычно в это время дня двери были доброжелательно открыты для любого покупателя, а изнутри всегда доносилась тихая приятная мелодия кантри. Старик любил кантри – просто обожал, но больше этого он любил рассказывать и нахваливать исполнителей.
За витриной лавки был кромешный мрак, а на двери висела табличка «Закрыто».
«Может отлучился куда?»
Это было не важно, ибо судьба вела меня совсем в другое место. Куда я меньше всего сейчас хотел попасть. Головная боль не прекращалась ни на минуту; она внедрилась в мой организм, стала со мной единым целым, управляла мной, отключала разум и пробуждала дикие инстинкты.
Шмыгнув носом, я направился в сторону злосчастной улицы. Двигался в ускоренном темпе, ибо время поджимало, а мне еще нужно было успеть дойти.
«Совсем скоро это пройдет»
Я послал его к черту и продолжил путь. Добрался до Мертвого Дома и уставился в его каменные глазницы, равнодушно созерцающие мир в его истинном сером, блеклом, полумертвом состоянии.
«Этому миру не долго осталось существовать»
Он смотрел на меня с каким-то холодным спокойствием, словно предрекал к чему приведут все эти старания – к чьей-то смерти, и, вполне возможно, что моей. В горле образовался тяжелый ком, который я попытался сглотнуть. Когда-то здесь жили люди. Давным-давно, а может быть пару лет назад. Дом должны были снести, в нем почти ничего не работает. Казалось, лампочки зажигались в зависимости от настроения дома.
По многоскатной крыше уныло стекала черная вода, дождь просачивался сквозь штукатурку. Я промок до нитки, но не торопился заходить внутрь. Медленно поднялся по лестнице и встал под навес террасы. Волосы прилипли ко лбу. Я не мог унять дрожь, но все-таки нашел в себе силы собраться и войти.
В прихожей было темно и прохладно. В глаза моментально бросились отталкивающие обои черно-белого цвета, вызывавшие открытую неприязнь и даже необъяснимую ненависть; они скрывали под собой нечто ужасающее, и я боялся узнать что.
Словно услышав, как я вошел, с задней комнаты стали доноситься характерные стоны, хрипы и протяжные мычания гостя. Там же я обнаружил и прямоугольный деревянный стол, а на нем почти неподвижно лежал мой гость – юноша моего возраста, крепко скованный веревками; я заранее установил крепления на руках и ногах, зафиксировал каждый палец – он не мог ничего поделать и болтался почти, как червяк на крючке.
Загорелась лампочка, озаряя помещение тусклым светом. Гость почувствовал, что он не один и попробовал приподнять голову, чтобы рассмотреть меня получше.