Он потянулся, чтобы взять с блюда цыпленка. Хактай налила ему вина в кубок и присела рядом, с нежностью глядя на мужа. Она всегда сама прислуживала ему за трапезой, это доставляло удовольствие и ей, и Деймосу.

Анубису и Юлдузу служили молоденькие рабыни-сверстницы, выделенные им хозяйкой дома. Ану досталась прелестная пышнотелая нубийка одного с ним возраста, а Юлдуз присмотрел себе хорошенькую темноволосую иберийку с томным взглядом черных глаз, ласково улыбавшуюся ему при встрече с самого первого дня в доме Крассов. Девушку Анубиса звали Аджу, а иберийка носила имя Зили. Обе красотки были более чем довольны своей участью, особенно Аджу. Она оказалась преданной поклонницей бывшего гладиатора.

– Я не пропускала ни одной битвы, – говорила она, подкладывая Анубису самые лакомые кусочки, – госпожа разрешала мне потихоньку ходить на игры. И я всегда ждала твоего выхода. О, как ты был прекрасен, мой господин! Мое бедное сердце рвалось на арену, в песок, к твоим ногам! Я помню последний твой бой, как ты удушил пантеру голыми руками. Боги, что это была за битва!

Юноша польщено улыбнулся. Аджу наклонилась, чтобы наполнить разведенным розовым вином его кубок.

– Привыкай, парень, – хохотнул Деймос, оторвавшись от цыплячьей грудинки, – ты гладиатор, пусть даже и бывший. А это значит, что все красотки у твоих ног.

– А теперь расскажи о себе, о кампании, – Хактай с нежностью провела ладонью по плечу мужа. –Что такое произошло там, что ты вернулся ко мне?

– На самом деле все не слишком хорошо, – поморщился Красс, снова принимаясь за цыпленка, – этот недоумок Веттий распорядился убрать отряды с границ. Солдаты говорят, что приказ получен с самого верха. Мне только непонятно, чего добиваются сенаторы и император. Я попросил моих старых германцев присматривать за вами, они прибудут утром. Но все равно неспокойно у меня на сердце.

– Твой отряд – один из лучших в Риме и за его пределами, – Хактай налила сладкого персикового вина в кубок и поднесла мужу. – С ними мне нечего бояться.

– Все равно, будь осторожна, царевна моя. У меня очень плохое предчувствие насчет приграничных легионов и их отставки. Хотел бы я иметь хорошее жилье далеко отсюда, в землях твоего отца.

– Даже не думай, – Хактай нахмурила тонкие брови. – Я никуда не уеду отсюда, и не мечтай! В крайнем случае, держать меч и лук со стрелами я умею, и довольно неплохо.

После обеда Хактай в сопровождении брата и Анубиса отправились в город с согласия хозяина дома. Децимий Красс высыпал в руку любимой супруги половину содержимого своего кошеля и сопроводил смачным шлепком по пышному бедру.

– Иди, любовь моя, и одень этих молодцев подобающе. Чтобы не говорили, что сыновья Деймоса ходят в отрепьях. А я, пожалуй, вздремну немного. Ведь нам предстоит очень долгая ночь.

Хактай хихикнула и покраснела, но этот румянец был скорее от удовольствия, нежели от стыдливости. Обняв мальчишек за плечи, она повела их к выходу.

Прогулка по городу поразила Юлдуза. До того он никогда не бывал в больших городах, и с изумлением смотрел на дома, лавки, на вереницы рабов и паланкины, в которых возлежали красавицы и знатные нобили. Его очень удивили одетые лишь в браслеты девицы у входов в те веселые дома, что ещё не были закрыты. Одной из них, миловидной и молоденькой, он улыбнулся и получил ответную улыбку. Он любовался статуями богов и красотой резных храмовых колонн. А заметив поодаль от храма клети с голубями, тронул Анубиса за локоть и пошел к ним. Бывший гладиатор поспешил следом, а за ними двинулась и Хактай.

– Сколько ты хочешь за этих птиц? – спросил Юлдуз, обращаясь к торговцу, жирному малому в провонявшей пометом одежде. Смерив взглядом полную достоинства фигуру юноши и его богатый пояс, торговец, видимо, остался доволен увиденным. Цену он назвал немалую, но Юлдуз уже вынул из кармашка на поясе пару монет и сунул в его потную лапу. Торговец куснул монетки, проверяя, не фальшивы ли. Анубис с ухмылкой взял две клетки, которые протянул ему Юлдуз.

– Пойдем подальше, – сказал юный гунн, держа две оставшиеся клетки. Голуби в них ворковали, тревожно переступая с ноги на ногу и хлопая крыльями.

– Что ты хочешь сделать?– спросила Хактай, когда они отошли достаточно далеко и свернули к небольшой площади с каменным бассейном.

Юлдуз поставил клетки на край бассейна и открыл дверцу первой. Вынимая по одному голубей, он отпускал их в небо, куда они устремлялись сверкающими белоснежными кометами.

– Посылаю их тебе, матушка, – прошептал он, опустошив последнюю клетку, – пусть не будет тебе тоскливо в вышних чертогах.

Хактай подошла к брату и обняла его, гладя по светлым волосам. Юлдуз обхватил её с детской доверчивостью и теплотой, подозрительно шмыгая носом. Всё же видимо, тяжело было ему, тосковал он по матери, по её теплым объятиям, по мягким рукам. Хактай поняла это своим женским сердцем. Какое-то время она обнимала Юлдуза, чувствуя, как под ладонями вздрагивают его плечи. Но когда он отстранился, глаза его были сухи.