– Ай!

Обхватил шею и, вслушиваясь в тонкий голосок, проговорил:

– Этого не может происходить со мной. Всё просто снится мне.

Такое точно не исправить… Огромные от шока глаза смотрели в зеркало на щуплое девчоночье тельце, которое, без сомнения, можно было назвать привлекательным, не будь оно моим собственным. От суетливой возни волосы залезли в рот, и я неаккуратно убрал их, нечаянно вырвав пару прядей. Только теперь заметил перевязанный белой тканью лоб. Неужели глубокая рана от торчащего из груди кинжала, чьё лезвие лишь чудом не пронзило сердце, успела давно затянуться?

Подняв рубаху, на всякий случай проверил наличие шрамов, невольно смутился глядя на обнажённую женскую грудь. О чём я только думал? Ведь это тело точно не сражалось с ордынцем. Судя по виду, оно вообще никогда ни с кем не сражалось! Неужели такова воля Господа, спасшего меня подобным коварным способом?

В голове бурлила настоящая каша. Память девушки и полученные ею в течение жизни знания смешивались с моими, превращаясь в весьма странное блюдо. Постепенно я начинал узнавать каждый предмет в чужой комнате.

Вот эта лампа на комоде - подарок Новжи на Воспение Предков. Она не такая уж и обыкновенная, как может показаться на первый взгляд. Я подошёл ближе, разглядывая вещицу. Рисунок колючей лозы опутывал, наполненное маслом, основание. А почерневшее от сажи стекло на самом деле было цветным. Стоило зажечь огонёк, и он расцвечивал серую темень яркими красками. Я так и не узнал, как Новже удалось достать столь редкую вещицу.

… меня накрыл ступор. Кто такая эта Новжа?

Желудок громко заурчал, напоминая о нуждах чуждого тела, почему-то ощущавшегося как моё. Я подошёл к одёжному шкафу, сарафаны в нём, конечно, никуда не исчезли. Но теперь я оглядывал их без прежней приподнятости духа. Попытки отправиться на поиски еды, надев это, не увенчались успехом. Во всём без исключения выглядел нелепо, а непрестанно путавшиеся волосы лезли в рот и глаза, мешались, вынуждая убирать их с лица. Обнаружив деревянный гребень на тумбе, попытался расчесать спутавшиеся локоны, но, спустя несколько тщетных и болезненных попыток, гребень просто застрял волосах. К тихой пульсирующей боли в голове прибавилось нарастающее раздражение.

Напрягая чужую память, отыскал ножницы. Необычной формы похожие на овал, распиленный посередине, но достаточно острые, чтобы избавить от спутанных волосяных комков. Сорвав повязку и бросив её на пол, я стал торопливо резать, глядя в зеркальное отражение. Выходило криво, независимо от приложенных стараний. Длинные локоны бесшумно падали на пол, вскорости обратившись в целый ковёр. Лишь когда русые кончики едва доставали до мочек ушей, я опустил лезвия, убрав ножницы обратно в ящичек.

Собрав и выкинув остатки волос в сколоченную из дерева, стоящую в углу, мусорную корзину, я вернулся к шкафу с одеждой. Солнце уже заливало комнату целиком, а сарафаны валялись повсюду, когда, наконец, удалось обнаружить пару штанов и рубаху цвета сочной травы. Они лежали в самом тёмном и дальнем углу шкафа под грудой другой одежды, запрятанные подальше от глаз. Но одежда пришлась впору этому телу. И, удовлетворённый, я натянул на крохотные ноги пару кожаных сапожек и с некоторым нетерпением покинул комнату. Что за мир скрывался за её пределами?

Коридор, в который ступил, оказался выполнен в коричневых тонах - привычных для деревянного материала, покрывавшего здешние стены, хотя дом и был выстроен из белого камня. Солнце пронизывало здание лучами как швейными иглами с яркими жёлтыми нитями в узких ушках. Сейчас, вероятно, время обеда и может получится успеть до его завершения. Желудок совсем слипся.

Спустившись вниз по натёртой до блеска деревянной лестнице, я поспешил в столовую, двери в которую были широко распахнуты. Внутри уже обедали две женщины. И я замешкался на проходе, разглядывая до ужаса знакомых незнакомок.

Самая старшая сестра, Айя, сидела во главе длинного стола, гордо выпрямив спину, пила своё любимое молоко с мёдом из деревянной кружки. Её смуглое лицо отличала непреложная серьёзность: густые тёмные брови сведены, рот как воплощение порядка - прям и сжат. Свебела, средняя сестра, устроившаяся по левую руку от Айи, ломала горячий хлеб, макая его в жаркое. Голубоглазая, белокожая и светловолосая, она всегда сверкала хитрой лисьей полуулыбкой. Как будто за одним столом, решив разделить трапезу, собрались ночь и день.

Облачённые в просторные рубахи и брюки, а не сарафаны, от которых ломился мой шкаф, сёстры не вели бесед. Погружённые в личные думы, они не особо озаботились о причёсках этих утром, да и роскошными девичьими косами похвастаться тоже не могли. Выглядели как два молодых мужа при княжьем дворе, только грудь и выдавала в них женщин.

Проходя в столовую, я нервничал, но голод возобладал над страхом. Спешно переступив порог, занял место за столом - по правую руку от Айи. Обе отреагировали на внезапный скрип стула, который я отодвинул, садясь. Прервав умиротворённый приём пищи, сёстры уставились на меня.

– Доброе утро, - попытался откликнуться я на их взгляды и даже выдавил из себя непринуждённую улыбку.

Айя вскочила:

– Нужно срочно позвать целительницу.

Я узнал этот голос, обсуждавший моё состояние со смутно знакомой старухой.

– Как твоя голова?
– спохватилась Свебела, тоже вставая и спешно обходя стол, прильнула ладонью к моему лбу.

– Просто хочу есть, - уверил я, наполняя тарелку ароматным овощным жаркое с добротным куском мяса.

Айя опустилась обратно на стул, нисколько, впрочем, не успокоившись. Хотя хороший аппетит - первый признак здорового организма.