Ему даже стало жаль омегу, которую разбудили в угоду желаниям старших. Он приблизился к кровати, оставшись в одиночестве. Врач предусмотрительно вышел и прикрыл дверь. Присев на стул, Тайнар мягко взял его за руку и замер. Перед глазами показался лежавший без сил серый котик, дрожащий и кажется тихо всхлипывающий. И захотелось его пожалеть, обнять и запеть ему на ушко. И его кот плавно скользнул тенью рядом, прилег, потерся мордочкой. Кажется, серый котик даже слегка прижался сильнее. И Тайнар медленно замурлыкал, успокаивая его. Не слыша самого себя, просто напевал песенку. После вышел из палаты хмурый и молчаливый. Родители уже уехали. А он…

Любовник принял его с радостью у себя. И жарко отдавался, послушно стоя на четвереньках выстанывал во время вязки. И потом поворачивался так как того хотел Алой.

От любовника он ушел поздно ночью и пришел в больницу. Сам не зная зачем. Для чего. Но его ноги привели к палате, даже заставили войти. И опять его кот обволакивал дрожавшего котенка и тихонько пел.

Так продолжалось примерно неделю, пока Кристофер не пришел в себя. Тайнару популярно объяснили, что, если течки не будет, он бесплоден. И отцы рыча обвинили его в халатности. И велели настроить дом на малейшее изменение в запахе парня. Ну а он из вредности ничего менять не стал. Правда в первый день, когда получил ультиматум от родителей. Потом подумал и признал их правоту. Включил в реестр пункт об изменениях и забыл об этом.

Я очнулся в больнице. Даже удивительно. Помню только море крови и почему-то таури со мной рядом. Огромный, красивый и так восхитительно поющий, что страх и холод отступали. И я умиротворенно проваливался в спасительный сон.

Врачи каждый день обследуют. Колют препараты. Живот щупают и недовольно головой качают. Я их понимаю. Он у меня стал словно камень. Очень больно. Даже их уколы не помогают. Через час-полтора боль возвращается, и я загибаюсь, постанывая сквозь стиснутые зубы. Теряю сознание. И опять этот кот. И я засыпаю.

Лежал в больнице месяц. Все число вспоминал. Оказывается, через пару недель у меня "день рождения". Удивительно. Правда я уж и не знаю какую именно дату отмечать. Ту, в которой я на свет впервые появился. Ну или ту, где меня по частям собирать начали. А может ту, когда я впервые в сознание в капсуле пришел. Вот дилемма. И ведь все даты на моем браслете пары записаны и даже секунды указаны.

Лежу, улыбаюсь. Живот словно режут, из глаз слезы текут, а я скалюсь во все свои зубки. И еще хочу звериные вытащить, чтобы ну хоть чуть полегче стало. В комнату входит врач, видит мое состояние и вкалывает мне укольчик. А я уже на них не реагирую. Больно постоянно. Говорю об этом сквозь зубы, теряю ориентиры и словно падаю. Куда и зачем не понимаю. И опять этот кот. Цепляюсь за него, слышу слегка болезненный "мррряу!" но очень прошу защитить. Безмолвно, умоляю прекратить все это. И его пение успокаивает. И я засыпаю. А просыпаясь понимаю, что больше не болит.

Врачи говорят, что сделали внутренний массаж специальном прибором, что отслойка тонкого первого слоя чего-то там прекратилась, а я думаю, что это заслуга кота, который мне пел. Красиво пел, словно родной.

После очередного осмотра ко мне пришли родители альфы. Посидели у меня, развеселили. Аравель вообще мировой мужик. Веселый, в меру шебутной. Ну а Клаус степенный, статный, но шутки травит, анекдотами задавливает. Я насмеялся на месяц вперед.

Из больницы меня забирал альфа. Лицо кислое, аж назад захотелось. Вот еще бы денек полежал и сам добрался. Его ведь от работы отрывать - гиблое дело. Я уже слышал его вопли, как-то, когда кто-то попытался его вызвать к себе, а он так отчихвостил собеседника заявляя, что у него горит контракт, и что вот лично я не желаю на его место. Уж лучше сам и тихонько по стеночке, чем его кислую мину видеть и недовольное шипение слушать.

Но, кажется меня никто спрашивать не станет. Вот и сижу, смотрю в окно, а мимо дома, небоскребы, люди и дождь по стеклу. Вокруг машины, пробка и альфа весь на нервах. И кажется курить хочет, губы все потирает. У меня отец курильщиком был заядлым, так что если долго не мог сигарету в зубах подержать, то губы пальцами тереть начинал и нервничал все больше. И зачем я ему сдался? Сидел бы сейчас в офисе, контракты свои подписывал и горя не знал. Даже застонал от осознания своей ненужности и слегка сменил позу отвернувшись сильнее к двери.

– Тебе плохо?
– раздается сбоку.

– Нет. Так удобнее.
– Вру я и хочется взвыть.

– Ты только не блевани, - ворчит он, а я вот как раз жажду это сделать после его замечания.

Ну хоть как-то его достать. Вот надоел хуже горькой редьки! Вот долбануть бы ему по фейсу, что бы в офис не пустили. И мне бы легче стало, наверное. Если бы в ответ не словить, так бы и сделал. И спина болеть начинает. Застонал сквозь зубы, пытаясь не мешать грозному альфе думать.

– Больно?
– его рука ложится на живот, а мне аж легко и тепло становится. Даже не понимаю, как поворачиваюсь за этим теплом закрыв глаза и постанывая, сглатывая и покрываясь липким потом.
– Тише, скоро приедем…

Опускается сиденье и мне становится намного лучше. Горизонтальное положение это наше все! Я даже задремал под монотонный звук мотора и дождя. Как приехали к дому не помню. Даже как выходил из машины. Да вообще ничего не помню. Знаю только, что был в машине и раз, уже у себя на кровати, а меня поят лекарством и оставляют спать.

Тайнар был в бешенстве несколько дней. Потом выместив всю злость на работе, любовнике, случайных партнерах, успокоился. И каждый день, глубокой ночью пробирался, как заправский диверсант, в палату к омеге. Его кот шипел и требовал идти, защитить, оберегать и петь. И он, пробираясь в палату на пару минут, прикладывал к его животу руку, мягко поглаживал его и мурлыкал. Парень до этого метавшийся и стонавший затихал, засыпал глубоко и Тайнар выскальзывал из палаты еще тише, чем пробирался. А потом день выписки. Этот тощий омега так сильно впечатался в его мозг, что даже когтями не выскребался. И ведь что в нем такого? Тощий, болезный, блеклый! Даже его последний любовник и тот куда интереснее, хоть и невзрачная бета. И вот почему его кот так тянется к этой ошибке природы?