Шрифт:
Не только учеников, не только…
— Давайте, поговорим с глазу на глаз, — заговорщицки сказал вполголоса, но очень слышно, директор и показал кивком головы завучам на дверь.
Те нехотя, жалея пропустить такой спектакль, вышли.
— Я хотел спросить вас: это что?
— В смысле?
— Вчера вы, как председатель комиссии отдали мне эти работы по русскому языку на подпись. Так?
— Да, все классы проверили, отметки поставили…
— Вы меня подвести хотите? За что вы так ко мне?
— Я не понимаю…
— Вот, смотрите, вы ставите ученику «тройку» и подчеркиваете четыре ошибки. А вот, смотрите, мой карандаш — еще семь ошибок. Как это понимать?
— Позвольте… А, да, пропустили. Давайте я исправлю.
— А вот этого делать нельзя. Вы подписали, комиссия вам поверила — подписала, мне уже отдали. Я почти поверил… Править нельзя. Там стоит отметка и стоят подписи.
— …
— А вот другой ученик. Кстати, тоже из вашего класса. Тут вы поставили «четверку». А на первой же странице, посмотрите…
— Исправить нельзя?
— Нет, конечно! — честно-недоуменно смотрит в глаза директор. — Какие могут быть исправления? Экзаменационная комиссия уже подписала работы! У меня создается впечатление, что меня подставили. Нет?
— Это просто ошибка. Я могу объяснить. Этот ученик — из многодетной семьи…
— Да-да-да… Этот — из многодетной, — кивает медленно директор. — Этот — весь год шел «хорошистом»… А вот эти? — из сейфа достаются еще тетради.
— Эти? Можно?
— Нет, извините. Вы их уже смотрели. Теперь я их посмотрю. Та-а-ак… Грамматика, грамматика, грамматика… Ну, тут вот описка — это ясно. Но тоже не отмечена. Считаю: раз, два, три… Всего семнадцать ошибок. А под работой написано — пять… Как это понимать?
— …
— Что-то надо решать…
— Мне написать заявление?
— Я вам этого не предлагал… Но если вы так решили — удерживать не могу, — скорбно покивал головой директор.
— А-а-а…
— А тетрадки эти полежат у меня в сейфе. На всякий случай. Ну, вы же понимаете?
— Да, мне все понятно.
…
Она выходит с трудовой книжкой в руках. Забегают завучи:
— Ну, что?
— Должен с прискорбием сообщить, девушки… От нас ушла учитель русского и литературы… Опять надо переделывать тарификацию.
— Уже готово!
Форма
— Что это? — удивился директор при виде каких-то тряпок, разбросанных по коридору.
— Это всё девятиклассники. Они так последний экзамен отмечают, балбесы…, — учительница истории пнула тряпки подальше от дверей кабинета, где только что принимала экзамен. — Пиджак бросают, наступают на спину и за рукав рвут. У кого покрепче — так вовсе пополам разрывается. А так-то рукава только… Вон, накидали, оболтусы… Так и ходят потом до вручения свидетельства.
— А у нас формы не было, когда я учился… В костюмах ходили, в пиджаках — простая школа была.
— А девочки?
— Ну, девочки до восьмого в форме, да. В этой, коричневой с белыми фартучками. А потом резко так в обычном стали ходить — мы их даже не узнавали поначалу.
— А эти вот — рвут… Это они празднуют, что из школы уходят. Радуются.
Директор еще долго после экзамена сидел в кабинете, подписывая документы и думая иногда: а вот они в своем восьмом могли бы так же костюмы свои порвать? Выходило, что нет, не могли. Костюм этот был не только для школы, а для всех торжественных случаев. Для театра и кино в том числе. И для походов в гости. И праздники разные. Нет, костюм не рвали.
…
Лето пролетело в отпусках и ремонтах. А уже в августе директор школы получил указание «сверху» о дальнейшей демократизации на школьном уровне. В общем, полагалось создать Совет школы, в котором на равных присутствовали бы ученики, учителя и родители. Надо было придумать Устав школы и утвердить его на общешкольной конференции. А так как ни один зал не мог вместить учеников с родителями, то конференцию надо было провести не со всеми, а только с выбранными по классам делегатам. И значит, надо было еще делегатов избирать, собрания проводить, с родителями в том числе.
Месяц выборов и шума, месяц сбора предложений и запросов… Месяц сочинения устава, когда чуть не каждый день звонки из других школ:
— Ну, ты как? Написал уже? Дай списать! Не жмоться! Пусть у всех одинаково будет!
А еще педсовет, целиком посвященный только предстоящей конференции. А еще шум среди учителей, которым вовсе не хотелось оказаться в меньшинстве при голосовании, и которые хотели идти на конференцию все вместе, и там послушать, что еще новенького предложит директор школы. Во всяком случае, в устав они внесли много своих предложений: и об обязательности посещения уроков (это против прогульщиков), и о курении, и о мате и о поведении…