— Не верю! — прихлопнул капитан ладонью по столу. — Даже если ему удастся обмануть врача и лагерное начальство, то как потом выбраться из фоба и могилы?

— Из какого гроба? — развеселился Камышин. — Какой дурак будет на зеков доски тратить? А могила… Мне самому несколько раз приходилось их рыть, — с неохотой вспомнил Владимир Михайлович. — Вечная мерзлота, земля крошится, как гранит… Глубже, чем до колена, никто их и не рыл. Лишь бы землей грешного прикрыть. Так что выбраться оттуда было не особенно трудно.

— Неудобно как-то спрашивать… — вмешался в разговор Друян. — Но все же: за что вы сидели?

— Чего тут неудобного? — извиняюще улыбнулся Камышин. — Тем более вы на такой работе… Сидел за нелегальный переход границы с целью передачи секретных сведений… Так в приговоре было написано, — ошарашил гостей Владимир Михайлович. — Это было в конце семидесятых. Молод был, глуп… За границу не выпускали, а мне как раз срочно с далай-ламой нужно было поговорить. Ну я и двинул через Монголию.

— И далеко ушли? — поинтересовался Друян.

— Порядком, — кивнул головой Камышин. — Да я сам сглупил: надо было через Афганистан в Индию пробираться и дальше — в Тибет. А я решил вначале у монгольских лам немного пожить. Традиции буддистов изучить, ума немного набраться… А потом уж через Китай — дальше. А меня эти друзья-кочевники тепленьким, прямо с кошмы, сдали властям. Ну и схлопотал шесть лет. Там пришлось ума набираться.

— А с Шарфиной вы как познакомились? — спросил капитан.

— Она меня сама нашла, — пояснил Камышин. — Кто-то ей сказал обо мне, когда я освободился. Я тогда в котельной работал… Там и жил. Квартира эта, по сути, ее, — окинул Владимир Михайлович взглядом свое скудное жилище. — Она ее купила на мое имя. Сказала: деньги будут — отдашь, а нет — и так сойдет. Вот и живу… Кое-какое барахло я сам приобрел на толкучках. На хорошие вещи пока не заработал.

— Почему же Шарфину выпустили за границу, а вас нет? — спросил капитан. — И цели у вас вроде одинаковые были…

— Сравнили! — иронично отозвался Камышин. — За нее Юрий Рерих хлопотал и еще несколько ученых. Я против нее… — безнадежно махнул он рукой.

— Странно все-таки, — задумчиво сказал Друян. — Почему люди иногда бросают все: родных, друзей, налаженный быт и едут неведомо куда в поисках чертовщины? Не понятно мне это… Своей бесовщины под боком невпроворот!

— Не в поисках чертовщины, а Истины! — строго поправил следователя Камышин. — Вы слышали такую фамилию — Блюмкин?

— Блюмкин? — переспросил Стрекалов, наморщив лоб. — Где-то слышал, а где… В каком-нибудь киоске торгует? — предположил капитан.

— Нет, — снисходительно улыбнулся Владимир Михайлович. — Евреи в киосках не торгуют. Не тот масштаб! Разве только в Одессе где-нибудь, да и то редко. Нет, Блюмкин — убийца германского посла Мирбаха, — пояснил художник. — Потом он почему-то стал служить в ГПУ. Так вот, когда Николай Рерих организовал в двадцатых годах первую экспедицию в Тибет, ГПУ отпустило на нее сто тысяч золотых рублей. Сумма по нынешним временам — невероятная. А Блюмкина послало в эту экспедицию в роли негласного комиссара. Спрашивается: что ожидали там найти чекисты? Чертовщину? Для этого можно было любого шамана на Чукотке посмотреть. Дальше… Гитлер посылал в тридцатых годах в Тибет идеолога Розенберга. Кто ответит, зачем? Или вот сын Рериха, Юрий Николаевич, окончил Гарвард и Сорбонну, знал английский, французский, монгольский и тибетский языки. Скажите, мог человек с таким образованием интересоваться чепухой? — все более горячился Камышин. — Это, кстати, он благословил Шарфину на ее путешествия, когда вернулся в конце пятидесятых в Россию. И картину своего отца ей подарил. Видели у нее в кабинете? — спросил он следователей.

— Да, — подтвердил Друян. — Там какой-то кочевник возле костра сидит. Картину украли на второй день, с повторного захода, — сообщил Сергей Викторович. — Нам ее потом удалось случайно обнаружить.

— Слава Богу! — облегченно вздохнул Владимир Михайлович. — Там изображен не кочевник, а человек, ищущий Истину. Скудный костер — это небольшой запас знаний, накопленных человечеством, а зарево над верхушками гор — свет от страны Шамбалы. Называется картина «В ожидании чуда». Человек ждет, что ему будет указание свыше, как пройти в эту страну. Иными словами, как достичь совершенства. А насчет чертовщины… — ненадолго ушел в свои мысли Камышин. — Вот американцы высаживали на Луну больше десятка космонавтов, и один из них при высадке невольно воскликнул: «Боже! Они уже здесь!» Интересно, кого он там увидел? — спросил сам себя художник. — Но это еще не все! — продолжил он. — После возвращения на землю два космонавта сошли с ума, несколько человек спились, остальные без всякого объяснения причин уволились со службы. Причем до сих пор никому не говорят, что они там увидели. Вот так! Грустно улыбнувшись, Владимир Михайлович процитировал:

И, внезапно переменив тему, предложил:

— Чаем вас угостить?

— Нет, спасибо, — ответил за двоих Стрекалов, — мы скоро пойдем.

— Как хотите… Больше ничего предложить не могу, — развел Камышин худые руки в стороны. И с подкупающей простотой добавил:

— Есть еще, правда, бутылка кефира, но он вчерашний.

— Да не беспокойтесь вы, — улыбнулся Сергей Викторович, усаживаясь поудобнее в продавленном кресле. — Лучше расскажите нам, чем конкретно занималась Зоя Федоровна? Почему ее так осаждали клиенты?

— Чем? — ненадолго задумался Камышин. — Как бы это вам популярней объяснить… Есть такой непризнанный раздел науки, — начал он, собравшись с мыслями, — эниология. Изучает закономерности информационного обмена в природе. Иными словами, ищет пути заглянуть в прошлое и будущее.

— А это возможно? — серьезно спросил Друян.

— Если обладаешь необходимыми знаниями и незаурядной силой воли, то — да, — убежденно ответил хозяин квартиры. — Отсюда и наплыв клиентов… Приходили к ней в основном политики и бизнесмены. Каждому хотелось узнать о возможном раскладе событий на будущее. Прошлое не интересовало никого! Они его уже прожили и потеряли к нему всякий интерес. А напрасно… — сожалеюще вздохнул он. — Ведь корни будущего всегда в прошлом. Некоторые просили помочь им вылечиться от рака или… импотенции, — хохотнул Владимир Михайлович. — Думали, что у нее снадобья от всех болезней есть. Таких она просто гнала…