– Только в той степени, в какой он доказывает мою правомочность и здравый смысл.

– Он не представляет вас в связи с возможным обвинением, которое может быть вам предъявлено по делу об убийстве Ральфа Экветера?

– Нет, сэр.

– Желаете ли вы иметь собственного защитника, который будет давать вам советы в отношении ваших прав, обязанностей и привилегий в связи с данным преступлением?

– Нет, сэр.

– Желаете ли вы добровольно давать показания?

– Да, сэр.

– Вы понимаете суть этого процесса?

– Да, сэр.

– Вы учитываете заявление суда о том, что ваши показания впоследствии могут быть использованы не в вашу пользу?

– Да, сэр.

– Понимаете ли вы, что вы не обязаны отвечать на те вопросы, которые могут вас скомпрометировать?

– Да, сэр.

– Очень хорошо. В таком случае, мистер Мейсон, прошу вас.

– Мистер Шелби, существует ли какая-то родственная связь между вами и обвиняемой? – спросил Мейсон.

Шелби высоко поднял голову и громко сказал:

– Да, сэр. Она моя дочь.

По залу прокатился шепот. Судья постучал молотком, призывая к порядку.

– Будьте любезны, объясните, как вас следует понимать? – попросил Мейсон.

– Ваша подзащитная – дочь той женщины, которая на протяжении многих лет работала у меня экономкой, женщины, которую я очень любил. Я не мог на ней жениться из-за юридических осложнений, а позднее было решено оставить наши взаимоотношения такими, как они были, но при условии, что Дафния будет называться моей племянницей. Чтобы защитить и обеспечить ее, я составил завещание, по которому, разумеется, все должно было перейти к матери Дафнии. После того как она умерла, я намеревался переделать свое завещание, объявив своей единственной наследницей дочь, но это была одна из тех забот, до которых у меня все не доходили руки, и вот… едва не опоздал.

– Теперь вы составили такое завещание?

– Да.

– Оно было написано вами по вашей доброй воле, без постороннего нажима?

– Да.

– Вас содержали в санатории «Гудвилл»?

– Да, сэр.

– Добровольно или против вашего желания?

– Насильно.

– Что произошло дальше?

– Дафния меня освободила.

– А потом?

В этот момент Дафния не выдержала и тихонько заплакала. В зале стояла мертвая тишина, ощутимая почти физически.

Горас Шелби подробно описал, как его держали в санатории, как он оттуда бежал, поселился в мотеле «Северные огни», затем визит Ральфа Экветера, его требования, каким образом он усыпил его, а потом украл его машину.

Гамильтон Бергер время от времени тихо переговаривался со своим помощником.

Наконец Мейсон повернулся к представителю обвинения:

– Желаете допросить свидетеля?

Гамильтон Бергер сказал:

– Если суд разрешит, это заявление застало нас врасплох. Сейчас уже почти полдень, мы бы попросили сделать перерыв до двух часов, чтобы подготовиться к допросу.

– Хорошо, – сказал судья Кайл. – Суд объявляет перерыв до двух часов дня.

Судья Кайл вышел из зала.

Горас Шелби поспешил к Дафнии, крепко обнял ее. Дафния плакала и смеялась одновременно. Репортеры, не ожидавшие столь драматического поворота событий, побежали к телефонам. К Перри Мейсону подошел Пол Дрейк.

– Происходит что-то непонятное, Перри, – заговорил он тихим голосом.

– Что?

– Во время утреннего перерыва, после того как лейтенант Трэгг дал показания, Борден Финчли заторопился к своей машине. Он сел в нее, доехал до пустыря, густо поросшего сорняком, огляделся, проверяя, не видит ли кто, что он делает, достал из-под переднего сиденья гаечный ключ, вылез из машины, походил по траве и незаметно выбросил инструмент.

– Твой человек следил за ним?

– Да.

– Он отыскал этот ключ?

– Нет еще, у него не было времени, он продолжал следить за Борденом Финчли.

– А что тот сделал потом?

– Снова сел в машину и вернулся в суд на оставшуюся часть заседания.

Мейсон подошел к лейтенанту Трэггу, который разговаривал с одним из репортеров.

– Не могли бы вы уделить мне минуту внимания, лейтенант? – спросил он.

– Конечно, – сказал Трэгг и отошел с адвокатом в угол комнаты.

Мейсон сказал:

– Сегодня утром вы довольно опрометчиво показали, что это была та же самая труба.

– Ох, Перри, ну что вы придираетесь к таким пустякам? Вы знаете и я знаю, что это одна и та же труба. Конечно, я не просидел подле нее целую ночь, так что, формально говоря, я не могу присягнуть, что она та же самая, и я не расписался на ней, но я имел возможность опознать ее и опознал.

– Вы ошиблись, – сказал Мейсон.

Трэгг прищурил глаза:

– Что вы хотите сказать?

– Ту секцию трубы я вынул, подложив под щеки гаечного ключа замшу, и заменил ее другой, на которой дефектным инструментом специально сделаны зазубрины.