Шрифт:
– Заплутаюсь, пожалуй.
– А я тебя довезу.- И Шурка живо вскакивает к тетке Катерине в тележку.
– Но-о. милая!..
Поехали: колеса то и дело в колеях застревают, лошадь копытами в грязи вязнет,тележка то на один бок, то на другой, тетка Катерина точно мешок с картофелем колыхается. Поакивает да поохивает.
– Ах, батюшки, все нутро растрясло!
Но все-таки без-умолку разговаривает с Шуркой, о житье-бытье расспрашивает, полюбился ей Шурка, да и Шурке тетка Катерина но сердцу пришлась: ласковая такая, приветная…
Рассказал Шурка тетке Катерине, как трудно жить мамке, о себе рассказал, к слову пришлось, о «кине» сказал, как больно ему хочется в кино пойти, всего-то один разочек зверей показывать будут, а там опять дожидайся год целый, когда еще привезут…
– А дорого?-спрашивает тетка Катерина.
– Двугривенный, да у мамки денег нет, не дает,- вздыхает Шурка.
Вдали показалось село. Доехали. Подвез Шурка тетку Катерину к трактиру, соскочил с тележки, глазами на стену уставился, застыл на месте, не слышит даже, что ему говорит тетка Катерина.
К стене трактира приклеен большущий лист ярко-красной бумаги. а па красном листе желтыми буквами написано что-то, а внизу лев нарисован желтый, точно живой, с гривой, пасть разинул, зубы большущие…
– Ты куда это, Шурка, смотришь?
– Вот этого самого льва в кине показывать будут, - восхищенно шепчет Шурка.
– Да гам не одни лев, там и другого зверья всякого много будет и охотники, а потом комическую картину показывать будут…
Улыбнулась тетка Катерина.
– Ишь. загорелось, вижу-больно попасть хочешь, ну, что с тобой делать, на нот получай, тетку Катерину вспоминай.
Глазам не верит Шурка, рот даже разинул, покраснел весь, и сердце заколотилось от радости.
Бежит Шурка домой, не чувствует, что ноги но щиколотку в грязи вязнут, а ветер с мелким дождем за ворот захлестывает.
Крепко зажал Шурка кулак, а в кулаке кружочек серебряный прилип к ладони блестящий, новенький…
Больная нога.
– Ты что это, Шурка, хромаешь?
– Ничего, так, - хмуро отвечает Шурка. Врешь, скидывай сапог, вижу - второй день еле ходишь, ну, скидывай, что ли.
Шурка нехотя стаскивает сапог, медленно раскручивает портянку.
– Батюшки.
– вскрикивает мать, - да где это ты так ногу разукрасил?
У Шурки па пятке большущий нарыв, бугор целый, а пятка красная, как кумач.
– Когда же ты это успел?
– допрашивает Шурку мать.
– Ногу занозил.-хнычет Шурка.
– Когда?
– Дня уж четыре, пошел в сени… босиком пошел… а там… там… щепки, ну. и занозил…
– Чего же раньше не сказал, я бы вынула.
– Боялся-больно будет…
– Вот дуралей, а теперь-то не больно?
– Бо-ольно.
Ночью Шурка мечется и стонет.
– Ма-а-ма, бо-о-льно, дерет, ай дерет, маманька. больно.
Утром зашла в избу соседка Наташа. Наташа - девушка веселая, бойкая, ученая. Посмотрела Наташа Шуркину ногу.
– Я тебе верно говорю, Анисья, -говорит Наташа Шуркиной матери,- вези его в амбулаторию, доктор прорежет, живо все пройдет, у меня на пальце резали, сразу полегчало.
– А я думала ему коровьим навозом приложить,-робко говорит Анисья.
– И ни-ни, хуже наделаешь, еще ногу отнимать придется, верно тебе говорю.
– Боюсь я докторов этих.
– вздыхает Анисья.
– Чего их бояться, они умнее нас с тобой, не зря учились.
Уговорила Наташа Шуркину маму.
Страшный доктор.
Доктор страшный, в очках круглых больших, и халат белый, а руки до локтей голые. Подошел, посмотрел.
А Шурка набрался храбрости.
– Дяденька, а дяденька?
– Чего тебе?
– Мне к пятницу в кино идти, что нога выздоровеет, аль нет? Мне ведь так не дойти…
Покачал головой доктор и сказал:
– Сомневаюсь.
Не выдержал Шурка, кинулся на лавку ничком, уткнулся лицом в локти согнутые, а плечи так и подскочили от рыданий. Неужто так и не придется в кино попасть! А доктор потрепал Шурку по голове и говорит:
– Не плачь, мальчуган, посмотрим, ступай за мной.
Проковылял Шурка в операционную. В главах зарябило у Шурки от белизны: все белое и блестит, а на столике в углу кипятится что-то на синем огне в блестящей коробке.