После него, как его наследие, осталось всего три вещи. Его металлический нагрудник. Его короткий меч, который становится тем острее, чем крепче противник. И наконец, любимый меч Пола, который он всегда носил с собой.

Под воздействием моей огненной магии Пол в мгновение ока превратился в кучку обугленных костей и пепла. Элинализ сказала, что если зарыть его даже в таком состоянии, есть шанс, что он превратится в нежить, в скелета, и я согласился. Так что я измельчил кости, которые собирался взять с собой. Затем я сотворил из земли небольшую урну и сложил туда эти измельчённые останки Пола.

— …

Я чувствую что–то странное. В моей груди всё сжалось, и я никак не могу понять, что же это за чувство.

— Возвращаемся.

По дороге назад, я был просто бесполезен. Мои, обычно уверенные шаги, были неустойчивы, меня шатало. Хотя, если появлялись враги, я и уничтожал их магией, не будь рядом Рокси, я наверняка наступил бы в ловушку–телепорт.

Но даже когда я совершал ошибки, никто не ругал меня. Ни Элинализ, ни Рокси, ни Талханд, ни Гису — никто ничего не сказал. Не было даже слов утешения. У них просто не было слов.

Мы выбрались из подземелья на третий день. Всё это время, все по очереди несли Зенит. Даже в моменты самых напряжённых боёв Зенит не просыпалась. Хотя это и беспокоит меня, раз уж она дышит, я по крайней мере уверен, что она жива.

Я даже не помню, что мы рассказали тем троим, что ждали нас в городе. Конечно Элинализ и Гису подробно всё объяснили. Я же ничего не смог сказать. Что я вообще мог сказать? Ничего.

Шера разрыдалась, а Вера в шоке упала на колени. Даже видя подобное, я ничего не сказал.

Реакция Лилии была другой. У неё всегда такое невозмутимое лицо. Но даже скрывая свои собственные чувства за этой маской, он посмотрела на меня, подошла и крепко обняла.

Эти объятия сказали мне куда больше чем любые слова: «Тебе пришлось тяжело» «Спасибо тебе, за все твои усилия» «Можешь оставить остальное мне» «Пожалуйста, отдохни немного». Мне, ощущавшему сейчас лишь пустоту, стоило немалых усилий, чтобы просто кивнуть.

Вернувшись в гостиницу, я содрал с себя мантию. В районе плеча она была сильно разорвана. Надо бы зашить. С этими мыслями я отбросил мантию в угол комнаты. Аква Хертию, сумку со снаряжением, я кинул туда же, на мантию. И мешком рухнул на кровать.

Часть 2

Той ночью мне приснился сон. В том сне я выглядел так же как раньше. Неопрятным, безвольным и толстым.

Однако Хитогами тут не было. Как и вообще той белой комнаты.

Это было просто воспоминание из моей прошлой жизни. Всё верно, просто сон о прошлой жизни.

Я не помню точно, когда именно это было. Ноя вспомнил сцену из того времени. Это была моя прошлая жизнь, мой дом, комната в которой я жил. А затем сон перешёл к разговору моих родителей в гостиной. Поскольку это был просто сон, я не слышал их голосов. Однако как ни странно я прекрасно понимал, что они говорят обо мне.

Думаю, родители в то время действительно волновались обо мне.

А я даже не знаю, из–за чего они умерли. Они оба умерли одновременно, так что не похоже, что речь о болезни. Авария? Или может самоубийство?

Прямо перед смертью, интересно, что же они думали обо мне? Как я сам могу думать о себе иначе как о наглом безработном, сидящем на шее у родителей? Наверняка они чувствовали раздражение. А может думали о том, каким же жалким я стал.

Но, честно говоря, я не знаю. Я только изредка общался с матерью. Отец же вовсе перестал со мной разговаривать, устав возиться со мной. Думали ли они вообще обо мне перед смертью? Хотя бы немного?

А я? Я даже не пришёл на их похороны. О чём я вообще думал? Почему? Почему я даже на похороны не пошёл?

Мне было страшно. Даже если это были похороны родителей, я просто не мог стоять под всеми этими взглядами и горевать о них. Остальные бы смотрели с презрением, осуждением и враждебностью на такого паршивого сына. Конечно это не всё. Я вовсе не такой уж хороший человек. На самом деле, в тот момент я вообще не думал, что смерть родителей это какое–то печальное событие. Я не считал это горем, потому что не думал, что родители вообще любили меня. Чувство «Это плохо, как я теперь буду жить?» было куда сильнее, чем горечь от смерти родителей.

Я не могу отрицать этого.

Я не собираюсь оправдываться, просто так оно и было. Оказавшись между молотом и наковальней, я потерял последнее своё пристанище, и был без всякой подготовки брошен в океан жестокой реальности. Каждый хотел хотя бы раз или два сбежать от этого мира. Хотя я и сожалею об этом, меня сложно винить.

Но по крайней мере, я должен был пойти на похороны.

Я просто не могу понять, о чём же я думал в то время. Я должен был хотя бы в последний раз увидеть лица своих родителей. Я должен был коснуться их останков.