Выше было уже сказано, что Александр III держал всю свою семью в страхе и безусловном повиновении. Того же самого он требовал и от всех вообще великих князей и княгинь, хотя между ними были лица значительно старше его. Вступил он на престол 36 лет от роду, имея уже наследника. Но мы же видели, при каких обстоятельствах совершилось его восшествие на престол. Бомба или пуля могли в то смутное время сразить его не то, что ежедневно, а даже ежечасно, и до достижения его старшим сыном законного совершеннолетия он назначил на случай своей смерти регентом своего брата Владимира. Это было одно из самых первых постановлений Александра III. Спустя несколько лет, когда он, можно сказать, пресытился всяческими интригами, в которых принимали участие за его спиной и против него даже многие великие князья, Александр III, выработал особый фамильный статут для русского царствующего дома. Согласно этому статуту на титул великого князя с прибавлением императорского высочества имели отныне право только прямые потомки русских царей по мужской линии, а также братья и сестры царей. Это не распространялось, однако, на правнуков царствовавших императоров. Эти правнуки, а также и их старшие сыновья имели право лишь на титул князей с прибавлением высочества. Наконец, младшие сыновья правнуков и их потомки мужского пола имеют право лишь на титул князей с прибавлением светлость. Наконец, титул цесаревича принадлежал одному только наследнику престола. Само собою разумеется, об этом распределении титулов и званий дали знать народу в торжественной форме. Но подавленный своими нуждами народ мог бы возрадоваться лишь в том одном случае, если бы его освободили, наконец, от тяжелой навязанной необходимости содержать всю эту громадную орду дармоедов и бездельников царской крови. Русский народ держится трезвого взгляда на вещи и не видит ничего сколько нибудь ценного и реального в громких титулах и орденах. Поэтому только лишь злым смехом и равнодушными» пожатием плечами встречено было определение Александра III о том, кому из великих князей полагаются все ордена в момент рождения, кому только лишь при достижении совершеннолетия и кому, наконец, никакие ордена без проявленных заслуг не полагаются. Все это было бы, конечно, только лишь смешно, если бы не было печально то обстоятельство, что все эти дорого стоящие ордена и звезды изготовляются на народные деньги. Среди великих князей и их клики фамильный статут Александра III произвел очень много переполоху: одни чувствовали себя обиженными и обойденными, а другие полагали, что они несправедливо оттиснуты на задний план. Следствием же было то, что интриги и злобствования начались еще в более значительной мере. Великокняжескую молодежь и всяческих царских кузенов можно было еще держать в известном страхе и почтении, но братья царя и дядьки его подняли шум и составили чуть ли не открытую фронду против Александра. Он нашел, однако, средство удовлетворить некоторых из фрондировавших великих князей назначением их на высокие и ответственные посты. Этим самым он надеялся поднять в народе чувство монархизма и респекта перед многочисленной царской семьей. Но народ оставался ко всему этому равнодушным, а развитая интеллигенция потешалась про себя над тем, что среди царской семьи открылось так много всяческих талантов. Великий князь Владимир Александрович стал командующим войсками петербургского военного округа. Великий князь Сергей Александрович попал в администраторы, получив пост московского генерал-губернатора. Великий князь Михаил Николаевич состоит президентом государственного совета, великий князь Константин Константинович-президентом академии наук и т. д. Были среди великих князей и такие, которые не пользовались любовью Александра III, как напр. великий князь Михаил Михайлович, женившийся против воли главы царского дома на графине Софье Меренберг. Александр был даже настолько рассержен, что приказал лишить великого князя Михаила Михайловича всех его титулов и воспретить ему проживание в России. Михаил Михайлович жил после этого с своей супругой на юге Франции, где у него и родилась дочь, носящая по имени матери звание графини Терби. Когда Александр III умер, сделаны были попытки и небезуспешно в пользу того, чтобы император Николай примирился с Михаилом Михайловичем и вернул ему почести, принадлежащие великому князю. Точно также при нынешнем императоре значительно облегчилось положение княгини Юрьевской и её семьи, которые при Александре III занимали весьма незавидное положение. Мы уже указывали выше, иго княгиня Юрьевская была второй морганатической женой Александра II. Последний вообще был чрезвычайно неравнодушен к женскому полу и при жизни еще своей супруги имел не мало любовных приключений с придворными дамами и фрейлинами. Все эти приключения были не долговечны до тех пор пока Александр II встретился с замечательно красивой княжной Екатериной Михайловной Долгорукой. Она пленила сластолюбивого царя настолько, что он забросили, все свои амурные похождения и был преданнее красивой княжне, нежели своей собственной жене. Вскоре он прижил с него сына. Это было в 1872 г. Спустя год княгиня Долгорукая имела уже от Александра II и девочку. Принужденный жить на две семьи, Александр II изо дня в день ездил из дворца в гости к княжне и своим детям. Повторявшиеся одно за другим покушения на его жизнь побудили его, наконец, прекратить эти ежедневные визиты. Сделано же было это таким путем, что княжна с детьми поселилась в зимнем дворце, т. е. под одной кровлей с законной женой Александра. Когда последняя умерла, Александр объявил своим детям и всем родным, что он хочет жениться на княжне Долгорукой. Можно себе легко представить, какой шум и гам поднялся по этому поводу во дворце. Во главе протестовавших стояли наследник Александр Александрович и его жена Мария Федоровна. Первый был сильно оскорблен за мать, которая была вынуждена жить в одном доме с любовницей своего неверного супруга, а оба они, наследник и его жена, чрезвычайно истосковались по власти. Они опасались, что вторая жена Александра II может иметь на него настолько крупное влияние, что пожалуй Александр II назначит своим наследником мальчика, рожденного ему княжной Долгорукой. Воспрепятствовать окончательно браку наследник и его супруга не могли, но добились того, что княжна Долгорукая, получившая ко времени её брака с Александром II, титул светлости и имя княгини Юрьевской, подписала за себя и за своих детей (вторую девочку она подарила императору Александру II в 1878 г.) полное отречение от какой бы то ни было политической роли. Александр III, вступив на престол, жестоко отомстил княгине Юрьевской, изгнав раньше всего ее и её детей из дворца и не оказывая им во всё время своего правления никаких знаков внимания. Он хотел даже лишить их всяких средств к существованию, но его предупредили, что благодаря этому пойдут несомненно толки, и народ узнает о втором браке его отца, тщательно скрытом от народа. Так до сих пор княгиня Юрьевская и получает приличное содержание всё из тех же многострадальных народных денежек. Её старший сын Георг служит офицером в лейб-гвардии гусарском полку, а её старшая дочь вышла в мае 1885 г. за графа Георга Меренберга.

Любопытно, что если Мария Федоровна не имела, как мы уже указали выше, весьма желанного ей влияния на государственные дела, то в вопросах иностранной политики она была чрезвычайно осведомлена и весьма деятельна. Объяснялось это очень легко тем, что она была дочерью поныне здравствующего датского короля и его супруги, скончавшейся года два назад. Покойная датская королева, достигшая весьма почтенного возраста, умела чрезвычайно хорошо пристроить всех своих детей, как и равно любила выгодно и удачно женить всех своих внуков и внучек. Мало-помалу она стала тещей всех крупных европейских дворов и династий. Сын датской королевской четы, ведь, греческий король, и женат он на русской великой княжне Ольге Константиновне, которая чуть ли не каждый год приезжает в Петербург, чтобы своим заступничеством у могущественного русского царя устраивать внешние дела маленькой и бессильной Греции. Ей это удается в очень высокой степени, благодаря её неустанным хлопотам русский царь предотвратил полный разгром Греции турками во время последней греко-турецкой войны, как равно и провел назначение сына Ольги Константиновны, принца Георга, Критским губернатором. Старший сын и наследник её и греческого короля женат на сестре германского императора, и в этом отношении покойная датская королева очень хорошо пристроила своего внука. Одну свою дочь Дагмару она сосватала, как мы видели выше, за русского наследника, а когда тот умер, немедленно же за нового русского наследника, и не мало радовалось её материнское сердце, когда Мария Федоровна стала, наконец, русской императрицей. Старушка королева не дожила лишь немного, чтобы видеть и свою вторую дочь могущественной королевой; вторая же её дочь замужем за нынешним английским королем. Но и при жизни матери, покойной королевы Виктории, принц Уэльский играл крупную роль. Умная и интеллигентная датская королева состояла со всеми своими влиятельными детьми и родственниками в неустанной переписке, очень часто приглашала их к себе в Копенгаген и Фреденсборг и там решались ними судьбы Европы. Благодаря просьбам Марии Федоровны, которую тянуло к своим родителям и которая получала от своей мамаши различные инструкции по вопросам внешний политики, Александр III довольно часто ездил с супругой и семьей в Данию. Там, в Фреденсборге, он даже построил для себя особый дворец и вел там жизнь мирного буржуа. Он ходил в цивильном платье, совершал прогулки по обширному парку и расхаживал по городу без всякой охраны.

— Только здесь, в Дании, я и могу подышать свободно, — любил говаривать он.

Александр только не понимал, что достаточно было ему сказать только лишь одно слово, и он мог бы дышать не менее свободно и у себя в России, среди русского народа. Но он не хотел произнести этого великого и пленительного слова: свобода, и что же удивительного, если он жил в вечном страхе перед покушением и вечном, ежедневном, ежечасном и даже ежеминутном страхе и трепете за свою жизнь. И действительно недостатка ни в заговорах, ни в покушениях не было. Если они было в значительно меньшей степени известны публике, то это происходило по той причине, что при Александре II о покушениях на жизнь царя и его ставленников всё же официально публиковались краткие сведения. Теперь же не только, как и раньше, вся русская печать не могла ни единым словом или намеком сообщать читателям о происшедшем покушении или раскрытом заговоре, но и вообще всё, что ни случалось с особой Александра III или вокруг его, обставлялось чрезвычайной таинственностью, чтобы не только не узнавал об этом народ, чтобы не только сведения о раскрытом заговоре или состоявшемся покушении не проникали в западноевропейскую печать, но чтобы даже о покушениях и заговорах не знали придворные или тем паче иностранные послы. Вот почему в иностранных архивах, на основании которых мы составляем наше жизнеописание Александра III, говорится всегда о неопределенных слухах, будто состоялось покушение или полиции удалось открыть новый крупный заговор против жизни русского царя. Впрочем, справедливость требует отметить здесь же, что иностранные послы в своих донесениях предостерегали свои правительства от чрезмерной веры указанных выше слухов: при дворе составилась особая клика, пользующаяся страхом Александра и специально инсценирующая время от времени небольшие покушения, чтобы этим путем еще больше запугать его, как равно и под шумок обделать свои темные делишки. С другой же стороны, высшие чины полиции и жандармерии настолько полюбили щедроты Александра III, когда они в начале его царствования постарались на славу, что в ненасытной жажде орденов и отличий они то и дело благополучно раскрывали заговоры, составленные их же наемниками. Подымался радостный шум, чины и ордена сыпались как из рога изобилия: хорошо оплаченные наемники шли на короткое время в тюрьму и вскоре освобождались втихомолку, чтобы под другими именами, с сбритыми на этот раз усами или отпущенными на этот раз бородами сыграть ту же роль злокозненных заговорщиков против священной особы и драгоценной жизни царя. Настоящие же заговорщики были после разгрома 1881 г. в весьма малочисленном количестве, и к тому же теперь Александр III был окружен неприступной китайской стеной охраны.

Петербурга Александр не любил и чрезвычайно боялся. Он жил постоянно в Гатчине, где на значительное расстояние не было ни единой живой души, кроме приближенных придворных и дворцовых слуг. Гатчина была прямо таки крепость. На несколько верст вокруг день и ночь дежурили солдаты, сквозь цепь которых без разрешения дворцового управления не мог пройти живым ни в ту, ни в обратную сторону ни один человек. Мало того у всех входов и выходов дворца и парка, обнесенного крепостной стеной с бойницами, стояли опять таки солдаты с заряженными ружьями, имевшие приказ стрелять во всякого, кто сделает попытку проникнуть во дворец. Александр опасался и подкопов и поджогов: поэтому часовые не спали день и ночь в подвалах и на чердаках дворца. Наконец, у дверей кабинета и спальной царя стояли бессменно и беспрерывно его лейб-казаки с здоровеннейшими кулачищами, способными раздробить череп всякого, кто попытался бы проникнуть к царю. Приняты были меры и на тот случай, если бы заговорщики вздумали поднести Александру отраву. Против этого приняты были чрезмерные меры предосторожности. За провизией посылали каждый раз в другое место и к другому лицу, причем поставщики провизии никогда не знали, что у них забираются припасы для царского стола. Не доверяя поварам, Александр распорядился, чтобы очередной повар и его помощники назначались ежедневно в последний момент внезапно и неожиданно для них. При входе в кухню из их жилищ повара и поваренки тщательно обыскивались дежурными офицерами. Но и этого Александру было еще мало: он распорядился, чтобы кто-нибудь из его семьи постоянно дежурил на кухне. К тому же Александр садился за стол всегда в кругу семьи и приближенных, и пока последние не уписывали за обе щеки, Александр не дотрагивался до кушаний. Всё это было для него тем более мучительно, что он, как известно, любил чрезвычайно плотно и сытно поесть, и все его вечные страхи и тревоги не мешали его тучности и полноте.

Принимались прямо таки невообразимые для ума иностранца меры предосторожности, когда Александр должен был совершить более или менее дальнюю поездку. Переезжал ли он из Гатчины в Петербург или обратно, солдаты стояли неразрывной цепью на всём пути вдоль рельс и на улицах вплоть до въезда во дворец. В народе же очень умело распространили раз навсегда слух, будто этим путем войска по доброй воле всех, от высших командиров до последнего солдата, оказывают почести своему обожаемому монарху и царю. Если же Александр совершал более отдаленную поездку на юг или заграницу, сотни тысяч войска занимали заблаговременно всю многоверстную линию железных дорог. Вдоль пути тщательно засыпалась каждая малейшая рытвинка.

Те деревни, которые лежали неподалеку от рельсового пути, становились наглухо отрезанными от последнего. Обыскивалась каждая мужицкая хата, не ведет ли из неё подкоп под рельсы. За неделю или две до прохождения царского поезда солдаты становились уже в цепь и наблюдали, чтобы каждый, получивший надлежащее разрешение пройти или переехать через рельсы, действительно миновал цепь и по другую сторону переезда. В последние же три дня цепь стягивалась вплоть к рельсам. Ружья заряжались огнестрельными патронами, солдаты стояли спиной к рельсам и имели приказ стрелять во всякого, кто бы даже попытался приблизиться к рельсам. Но кроме всего этого императорская главная квартира, заботившаяся об охране царя во время пути, пускалась на всевозможные хитрости. Один раз внезапно менялось направление пути, так что только заранее расставлялись войска на всякий случай по различным железным дорогам. В другой раз пускались с небольшими промежутками один за другим три вполне одинаковых царских поезда, вследствие чего никто не знал, в каком поезде находился царь, или же наконец поступали и так: несколько дней подряд пускали в различные часы царский поезд, не давая, однако, никому приметить, в каком именно поезде находится Александр с семьей и свитой. Он уже давно проехал и укатил за сотни верст, а солдаты всё еще стоят десятками тысяч в холод и зной и оказывают воинские почести проходящим мимо пустым поездам.

Если принять всё это во внимание, то известное покушение близ станции Борки надо счесть прямо таки гениально задуманным и проведенным. Царский поезд со всей царской семьей шел с юга на север, когда вблизи названной станции раздался взрыв, поезд сошел с рельс, и все вагоны разбились вдребезги. Поднялся общий вопль и стон. Одним из первых, выбравшихся из под обломков и развалин, был Александр. С свойственным ему хладнокровием он приказал окружавшим его лицам и сбежавшимся солдатам приступить к розыскам всех членов его семьи и остальных, находившихся еще под обломками. Это, действительно было какое то чудесное спасение, ибо в то время как тяжело раненные и мертвые лежали десятками вокруг, вся царская семья спаслась: Александр отделался одним испугом, Мария Федоровна, как она сама об этом телеграфировала в Гейдельберг графу Шувалову, получила синяки под глазами, все же дети получили более или менее тяжелые поранения. Старшая дочь Александра Ксения осталась на всю жизнь горбатой, и это в значительной мере послужило причиной тому, что ее выдали замуж за своего же родственника, великого князя Александра Михайловича. Конечно, народу не было сообщено ни о том, что члены царской семьи понесли увечья, как равно ни о том, что крушение поезда было следствием удавшегося покушения. В официальных телеграммах, коими русский народ был оповещен о случившемся, говорилось лишь о неожиданном крушении по неизвестной причине, причём Александр будто бы сам передал в руки косо то из высших чинов, как объект для будущего следствия, собственноручно поднятую им гнилую шпалу. На картинах, пущенных в народ в миллионных экземплярах, были изображены и обломки царского поезда, и груды тел убитых придворных и слуг. Сам же Александр, был изображен стоящим в стороне и окруженным всеми членами своей семьи, здоровыми и невредимыми. Спасение было названо немедленно чудесным избавлением от опасности, как равно народу старались внушить, что божий промысл спас для России своего помазанника её царя, в то время как вся интеллигентная Россия скрежетала зубами и проклинала неудачу покушения, но вынуждена была вместе с остальной частью населения служить и выслушивать бесконечные молебны, принимать участие в поздравлениях, и, наконец, выражать свои верноподданнические чувства. Единственным сколько-нибудь благоприятным результатом, этого чудесного спасения было то обстоятельство, что всюду и везде сооружены были различного рода благотворительные и просветительные учреждения в память чудесного избавления и т. д. Кроме того, этот же день 17-го октября был отныне объявлен табельным, высокоторжественным днем, каковой все с тем же скрежетом зубовным подневольно празднуется русским народом и теперь, так как нынешний царь, тогдашний наследник, находился в числе спасенных.

Несмотря на все старания и розыски, полиции и жандармам не удалось раскрыть и схватить заговорщиков, совершивших это феноменальное покушение. Тем более приняты были меры, чтобы изобразить катастрофу одним лишь случайным крушением поезда, каковое при данных условиях не могло быть никем и ничем предупреждено. Понадобились, конечно, и козлы отпущения. Министр путей сообщения бравый адмирал К. Н. Посьет, в сущности нисколько не виновный в случившемся крушении и неответственный за него, вынужден был выйти в отставку. На его место был назначен Гюббенет (т. е. опять таки иностранец, так как Александр III, всё больше и больше терял доверие к своим русским министрам), который и продержался на этом посту до января 1892 г. Затем на пост министра путей сообщения был назначен Кривошеин, и вся Россия была немало изумлена, когда чуть ли не первым распоряжением императора Николая II была отставка Кривошеина. Из уст в уста передавалась тогда версия, будто Кривошеин пал по той причине, что поздравил неудачно Николая II, сопровождавшего труп отца, с благополучным прибытием. В сущности это не так, и вполне документально установлено, что Кривошеин пал вследствие взяточничества и растраты государственных сумм. К концу царствования Александра III произошли и еще некоторые перемены в составе его министров и ближайших советников, Граф Толстой был министром внутренних дел до конца восьмидесятых годов. Насколько он умел править и распоряжаться в духе Александра III, насколько он был ненавистен русскому народу, показывает то обстоятельство, что на его жизнь в марте 1888 г. произведено было покушение, Оно окончилось полной неудачей, но графу Толстому суждено было свирепствовать еще только немногим свыше года; он умер естественной смертью в мае 1889 г. Русский народ облегченно перевел дух, ноне на долго. Министром внутренних дел назначен был И. Д. Дурново, копия его предшественника, графа Толстого, и к тому же весьма скверная копия. Он владычествовал над Россией до 1895 г., пока нынешний император, вступив на престол, по примеру своего отца не произвел полнейшую перетасовку всех своих министров и советников. Дурново попал при этом случае в председатели комитета министров, Его предшественником на этом посту не играющем сколько нибудь существенной роли, был знакомый уже нам Бунге, которого Александр III очень любил и назначил председателем комитета министров в надежде, что этот хитренький немец сумеет жить со всеми в ладу и будет примиряющим звеном между министрами, вечно ссорящимися и интригующими друг против друга. Преемником Бунге был, в качестве министра финансов, ныне покойный уже Иван Алексеевич Вышнеградский. Он очень удачно играл из себя финансового гения, но понимая, где лежит корень управления финансами России, старался во всём потакать вошедшему в силу и милость Бунге. Тот в благодарность за это всегда с особым усердием отстаивал бюджетные росписи Вышнеградского, в то время как в этих росписях было гораздо больше внешнего блеска, нежели дельности и содержания. И в то время как одни уходили, а на их место назначались другие, один только человек стоял во всё время царствования Александра III незыблемым столпом на горе, ужас и страдание всего русского народа: то был обер-прокурор святейшего синода Константин Петрович Победоносцев. Сколько несчастья, сколько страданья причинил этот русский Торквемада русскому народу! Александр в своем ослеплении надеялся достичь любви своих подданных и настоящего верноподданничества только лишь насчет просвещения, культуры и прогресса. Чем темнее народ, рассуждал он, тем легче господствовать над ним при помощи палки и нагайки; чем безграмотнее и неразвитее народные массы, тем прочнее абсолютизм. Победоносцев исходил из этого же принципа и стал первейшим другом и любимцем Александра. Победоносцев знал и понимал, чего собственно хочет и добивается Александр, но не может ни выразить, ни провести, вследствие полного отсутствия государственных талантов. Но и Александр понял выдающийся ум Победоносцева, был рад, что нашел в нём свое собственное я, и не только передал всё влияние ига ход государственных дел одному Победоносцеву, но и также самого себя отдал в руки ему же. Победоносцев вполне овладел душой Александра III и сделал из него ханжу, какой еще никогда не сидел на русском троне. Православие сделалось единственным и высшим душевным убежищем Александра. Он много молился, умилялся душой в обстановке икон, лампадок и чудотворных мощей, окружил себя попами и монахами и заставлял всю свою семью верить и молиться. Будь Александр развратником, весь двор развратничал бы вместе с ним, как равно будь он атеистом, все приближенные и придворные подражали бы ему в этом. Теперь же все молились, неистово крестились и клали поклоны, бегали по церквам и монастырям, ездили на поклонение к святым мощам, давали деньги и собирали таковые на постройку церквей, Последним в особенности можно было сильно угодить Александру и Победоносцеву. Александр в своем полном затемнении стал верить, что ему при помощи разных указов и вечно угрожающей палки удастся искоренить из России западноевропейскую культуру и насадить во всех своих подданных веру и религиозность. Это было бы злом еще не столь большой руки, ибо при полной государственной бездарности Александра он не сумел бы провести свои тенденции в жизнь. Все горе и несчастие заключалось именно в том, что умный и весьма талантливый Победоносцев и знал, как нечто подобное необходимо насаждать, и имел нужную на то неограниченную власть. Вот превосходный пример. Александр думал, думал, как ему насадить православие и веру еще в большей мере, чем это имело место, и надумался, чтобы ему представляли на усмотрение и разрешение план каждой церкви, строящейся где бы то ни было во всей колоссальной Российской империи. Победоносцев же действовал умнее, хотя для России и горестнее. Он увеличил число епархий и викариатов. Он увеличил число мужских и женских монастырей на 150 штук, потратив на это увеличение и содержание сотен тысяч бездельников монахов и развратниц монахинь миллионы народных денег. Он увеличил в весьма значительной степени число церквей, духовных семинарий и епархиальных училищ, обставив их, поскольку это было возможно, благолепно и прочно в экономическом отношении. Он же устроил для торжества православия два чрезвычайно торжественных праздника, обязательных для всей России, по случаю присоединения России к православию во времена Владимира X, как и присоединения к православию всей Волыни. Но впрочем, это всё еще пустяки в сравнении с теми несчастиями для русского народа, которые Победоносцев ввел в духе Александра III и с согласия его. Он уничтожил какую бы то ни было свободу церковно служителей всякого ранга, звания и положения, подчинив их всех без исключения святейшему синоду или, вернее, самому себе. Он уничтожил созданный земствами тип деревенской светской школы, заменив ее т. и. церковно-приходской школой, которая отдана была в безраздельную власть безграмотным попам и которая имеет один главный и существенный предмет преподавания: православие. Затем для всех чиновников, служащих, учителей, гимназистов, преподавателей, студентов и т. д., кто только подлежит сколько нибудь надзору и регламенту, введено было обязательное посещение церкви в большие праздники и высокоторжественные дни, как равно и обязательные исповедование и причащение с представлением письменных сведении об этом по начальству. В этом отношении установлен был контроль, создавший многочисленное и широко разветвленное шпионство, введен был надзор, который может быть сравнен разве что с инквизицией и её методами. Победоносцев ввел также шпионский надзор над тем, поскольку перешедшие в православие католики и лютеране или крестившиеся евреи исполняют действительно все обряды православной религии.