— Вы удалили пулю?

— Да, сэр, удалил.

— Это она?

Сандлер вручил ему пулю, к которой был привязан ярлычок. Доктор Хоумер осмотрел её, ухмыльнулся и утвердительно кивнул. Пулю приобщили к делу.

— Что вы с ней сделали после того, как извлекли из тела, доктор?

— Отдал на баллистическую экспертизу.

— Благодарю вас, доктор. У меня — все, — Сандлер повернулся ко мне. — Желаете допросить свидетеля, мистер Эддиман?

— У меня всего несколько вопросов…

Хелен проводила меня внимательным взглядом. Подойдя вплотную к доктору Хоумеру, я сказал:

— У меня создалось впечатление, доктор, что вы не слишком огорчились, узнав в убитом Александра Ноутона. Это так?

— Рыдать я не стал, — ухмыльнулся он. Сандлер тут же вскочил с протестом, горько стеная, что я задал свидетелю наводящий вопрос, и вообще сбиваю суд с пути истинного.

— Вы не правы, мистер Эддиман, — сказал судья. — Я снимаю вопрос и ответ и призываю присяжных не обращать на это внимания. У вас ещё вопросы, мистер Эддиман?

— Нет, ваша честь.

Третьим свидетелем со стороны обвинения была Рут Ноутон. На этом вызов свидетелей прекратили. Я прекрасно помнил Рут, когда она ещё была замужем за Ноутоном. Так вот — сейчас она выглядела лет на десять моложе. Прежде на неё никто и внимания бы не обратил — так, невзрачная серая мышка. Теперь же, несмотря на свои сорок шесть лет, перед собравшимися в зале суда предстала вполне привлекательная женщина с прекрасной фигурой. Впрочем, тому во многом способствовали её одежда и прическа. Судья Ноутон считался очень богатым человеком — должно быть, потому что ни цента не тратил на жену. Теперь же, получив доступ к деньгам — не к наследству, вопрос о котором ещё решался, а к страховой премии, — Рут Ноутон первым делом помчалась в Лос-Анджелес наверстывать упущенное.

Оскар Сандлер, конечно, предпочел бы увидеть перед собой заплаканную вдову в черных одеждах, но миссис Ноутон определенно не собиралась горевать об усопшем. На ней был изящный голубой костюм, синие туфельки из кожи аллигатора и прическа на полсотни долларов. Осознав, что судья Ноутон мертв, вдова начала вовсю вкушать прелести жизни.

Она представилась суду, заявила, что состояла замужем за Александром Ноутоном двадцать четыре года и добавила, что от покойного мужа у неё осталась семнадцатилетняя дочка Рода, в настоящее время обучающаяся в швейцарской школе.

— Я понимаю, как вам больно вспоминать эту трагедию, миссис Ноутон, — с пафосом произнес Сандлер. — Поэтому вы сразу же скажите, если захотите присесть или даже полежать — мы тут же объявим перерыв.

— Я чувствую себя вполне нормально, — сухо сказала миссис Ноутон.

— Очень хорошо. Скажите нам, миссис Ноутон, где вы были утром одиннадцатого октября?

— Это было воскресенье. С утра я отправилась в церковь.

— Вы были одна или с супругом?

— Одна. Порой судья сопровождал меня, но в то утро он предпочел остаться дома.

— В котором часу вы ушли из церкви?

— Около одиннадцати. Точно не помню. Я села в машину и поехала домой. Нет, я ещё перекинулась парой слов с пастором Кайлом. Томасом Кайлом. Он всегда умел меня утешить. Добрейшая душа.

— Не сомневаюсь. Значит, из церкви вы поехали домой? Никуда не заезжая?

— Да.

— Вы можете рассказать нам, что увидели по возвращении домой?

— Приближаясь к дому, я увидела, что подъездную аллею перегораживает другая машина.

— Вы знаете, кому принадлежала эта машина?

— Да — мисс Пиласки.

Я заметил, что она упомянула мисс Пиласки без тени гнева или мстительности — весьма необычно для вдовы, перед глазами которой предстала убийца мужа. Она вполне могла бы ответить: «этой стерве», «этой дряни», «вон той женщине» или, на худой конец, просто — «вон — этой», и все бы её поняли и простили. Тем не менее из всех вариантов вдова Ноутона предпочла «мисс Пиласки».

— Какой марки была её машина?

— Шикарный «корвет», тысяч за шесть, — вот теперь в её голосе зазвучали горькие нотки. — Мне бы не знать. Ведь мой муж купил ей этот автомобиль.

Я внес протест, и судья Харрингтон поддержал меня. Теперь миссис Ноутон уже определенно вышла из себя, но огорчило её воспоминание о выброшенных на ветер деньгах.

— И что вы сделали потом, миссис Ноутон? — спросил Сандлер. Вид у него был безмятежный. Еще бы — этот процесс со стороны обвинения с легкостью выиграл бы даже носорог. Или слизень. Кто угодно.

— Я прошла в дом.

— Через парадную дверь?

— Да, разумеется. Мы держим двоих слуг, но воскресным утром они посещают церковь. Я прошагала прямо в гостиную и увидела эту женщину.