Шрифт:
Фодовские умники займутся выяснением моих показаний?
– Никто проверками заниматься не будет, прошло время проверок, остынь.
– Тогда ответь, дорогой друг и товарищ, за каким хером... пардон, хреном, подробности выспрашивают?
– Любимое ваше занятие с определением "издевательство добротой", хотя фондовские товарищи обязаны молча выплатить положенные суммы и сказать:
– Простите!
– не сделали, но сунули под нос анкету с намерением освежить в памяти прошлое.
– В чьей памяти? В моей? Положим, освежили, так не во славу себе, какая нужда вороватой столичной сволочи в моей исповеди? Без них прошлое прекрасно помню.
– Вмешиваться в душевные отношения комендантов лагерей и подопечных - скучное и пустое занятие, ничего нового не дающее, но чревато обвинением в кощунстве, а там и до анафемы рукой подать. На такое вы скоры, технология взаимного обличения отработана до совершенства и не забыта до сего дня.
– Одно плохо: силу потеряла, сегодня на доносы власть не реагирует, анафема превратилась в пустой звук.
10. Подвергались ли Вы каким-либо псевдо медицинским экспериментам и чем это подтверждается?
– Не подвергался, очередь не дошла. Если проклятые враги над кем-то и ставили опыты, то всякий опыт ограничен по времени. Да, устраивали опыты над живыми людьми, установленный факт. Страшное, не человеческое занятие, слов нет, подопытные знали, чем кончится пребывание в жизни и проклинали мучителей. Но пришло время, тётя Справедливость очнулась, и каждый получил своё.
– Ни все, ни все! Как быть с теми, кто на тебе, как на кролике, проверял "успехи социалистической системы ведения хозяйства" полных семь десятков лет? Нет, конечно, явных экспериментов никто и никогда, как враги, так и друзья, над тобой не производили, нет! Вроде бы никто не выяснял вопрос: "на сколько лет такой жизни их хватит"!? Единственный документ, подтверждающий факт "псевдо медицинских экспериментов" над тобою - твоя Трудовая книжка с записями о сорока пяти годах рабочего стажа на стойках социализма - пел провокационную песнь квартирант.
– Хочется задать встречный вопрос "товарищам" из Фонда:
– Как долго протянул полудохлый от бескормицы малый, вздумай враги произвести над ним пустяковый псевдо медицинский эксперимент? Мудозвоны фондовые, как мог выжить после эксперимента, а если выжил - тогда эксперимента не было? Бес, если соврать "производились" марок прибавят?
– О каких марках грезишь, кто прибавит? Где справки о телесных страданиях? Представляю: окончили враги проверку на прочность русского полудохлого восьмилетнего малого, сняли с экспериментального стола и немедля справочку выдали:
"Такой-то (полное ФИО немецким "шпрехером"), находясь в исследовательском центре города N, группой врачей Рейха подвергся испытаниям на прочность, устойчивость и сообразительность в деле...... (указано каое именно) Испытания прошёл с результатом выше среднего и оставлен жить" - следует описание медицинской латынью сути эксперимента на сотне страниц.
11.Где были освобождены, когда, кем и как?
– Без утайки отвечать?
– Валяй...
– Вызволяли свои, а случись заокеанским воям меня освобождать - послевоенный монастырь не увидел предательское племя наше, скрылось оно в земле за Атлантикой.
Тётушку освобождали американцы, и было это в "стальном сердце Германии", Рур, Эссен.
Через короткое время длинною в двадцать четыре часа после счастливого события по освобождению от неволи, в лагере перемещённых лиц появился холеный, одетый с иголочки, майор. Молодой. Тётушка по причине слабого владения грамотой не произносила "майор", пользовалась неправильным "маёр" без малейшего намерения унизить честь и достоинство совецкого офицера. Не одна тётушка искажала звание советских офицеров, русские женщины первую ступень старшего офицера поминают "маёром"
– Ничего не поделать, особенности речевого аппарата, во всяком народе свои, чтобы не искажали звание не держать служивых в майорах, но переводить в подполковники без учёта стоит того, или нет.
– Определение "малограмотные женщины" неверное, хватает случаев когда и грамотные не могут применить знания к месту, не видят точек приложения знаний, отчего проходят за малограмотных.
Маёр, появлявшийся каждое утро, по тётушкиному определению, имел "хорошо подвешенный язык", на много лучше майора-замполита времён моего прохождения трёхгодичной воинской повинности в строительном батальоне. О своём "маёре" ниже и с малыми подробностями.
Тётушкин майор являл образец болтуна-вдохновителя напрочь лишенного воинского дара, но понимавшего "дух времени" и "куда ветер дует" Единицы приходя в мир "политическими соловьями", "маёр" им был и пел:
– "Родина-мать с тоской и со слезами на глазах, с широко распахнутыми руками и с цветами в них, ждёт вашего скорейшего возвращения к родным очагам, дорогие друзья! И пусть молодые русские люди не поддаются уговорам заокеанских друзей о хорошей жизни за океаном, если решатся туда уехать! Ничего прекраснее, как вернуться на родину быть не может!" - врал, сука! Знал, что врёт, и всё же врал! Это была настоящая "блядь в галифе"