Не будь стройбата, проходившего по документам совецкого военного прошлого как "сапёрный батальон войсковой части шестьдесят два восемьсот девяносто один" не встретился с Колькой и не тянул лямку с названием "воинская повинность по выполнению священного долга защиты родины" Выполнение долга сводилось к расчистке территории в архангельской тайге, где ныне расположена серьёзная установка запуска в космос игрушек военного назначения, и не только в Космос и не совсем "игрушек"

Происходил Колька из семьи эмигрантов, коим удался побег в Китай от прелестей расползавшейся советской власти в памятные многим времена. Родился и вырос в китайском городе Циндао. Родившись на китайской чужбине русского языка не утерял, и, возвратившись на родину в составе семьи в сорок седьмом принялся порождать великим, могучим и правильным русским языком внушительных размеров порции "враждебных высказываний в адрес существующего строя" Выражался умно, осторожно, а случись допрос свидетеля Колькиных антигосударственных выступлений ни один из слушателей не смог внятно объяснить суть враждебных высказываний товарища. Да, было, говорил, а что - непонятно...

– "Непонятный вариант", а непонятный переиначить и всунуть что угодно вплоть до "свержения существующего государственного строя"

Публичных объяснений увиденного на исторической родине бардака не делал, а кухонные разговоры считал глупыми. Редкое явление: вырос в чужой стране, но русский язык знал лучше многих "русских" никогда не переступавших "священных рубежей родины в ненужном и враждебном направлении".

Знал английский, но знания наполовину вражеского языка не выставлял на прослушку товарищам по службе, остерегался вопросов бдительных соотечественников:

– Откуда знаешь английский!? За бугром обучился?

– "Осторожность мать Мудрости" - на время возвращения товарища из-за кордона мода на доносы в отечестве прошла, но прибавила работы органам: если прежде бдительные совецкие люди активно принимали участие в очистки родины от враждебных элементов - совецкие люди сорок седьмого года охладели в доносах.

Проживая в Китае не знал китайского языка, а на вопросы о "великом китайском народе" ничего не давал, не считая мелочи: русские эмигранты брали в жёны китаянок, производили красивых детей с намерением убедиться насколько расизм китайцев выше расизма белых людей. Получалось, убеждались: ханьцы открыто презирали полукровок, да так рьяно, что ни одному белому расисту не снилось.

Не могу сказать, по какой причине запомнился мелкий факт из жизни русских эмигрантов в Китае, но, пожалуй, потому, что русский везде будет чужим, а Китай более расистский, чем другие азиатские земли.

Сошлись на музыке: Колька в полголоса пропел на английском кусок из марша американских солдат - в ответ воспроизвёл мелодию Лили-Марлен. Обмен музыкальными фразами выглядел паролем "свой-чужой" с взаимными пояснениями:

– Что исполнил?

– Лили Марлен, любимую песню немцев. Губные гармошки.

– Где с немцами общался?

– Оккупация познакомила с "Лили" - вот она, великая и бессмертная "рыбак рыбака...", вот она, встреча меченых! Один помечен рождением в китайском Циндао, другой оккупацией, а чей козырь старше не выяснили.

В минуты откровенности поминал недобрым словом старших родичей за неутешную русскую ностальгию и за слёзные просьбы савецкому правительству дозволения вернуться на историческую родину. Допросились: в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году "от рж. Хр." совецкая власть оказала милость и впустила заблудшихся сынов и дочерей своих в пределы отечества. Иногда Колька поминал маразм предков нехорошими словами:

– Почему не проситься в Англию, в страну демократии? Я просился на историческую родину, рвался? Нет, меня не спрашивали, мной распоряжались предки, моя родина Китай!

Товарищ обладал удивительным даром: если видел компанию скучающих сослуживцев в курилке на свежем воздухе - мгновенно понимал, что общество давно и обо всём поговорило, обкурилось дешёвой махоркой до одури, и всё, что можно заплевать вокруг - заплевало, а до обеда ещё много времени.

В чистом таежном воздухе висела смертная скука, а архангельские комары громадные и лютые, неумолимые и непобедимые, напоминали служащим: "армейская служба тяжёлая штука!"

Но появлялся Колька - исчезали комары и непобедимый "гнус", мелкий, но сильный количеством кровососущий паразит. Три лета службы хватило для вечной памяти о гнусе архангельских болот.

Вонючий препарат в звании диметилфтолат малое время сдерживал атаки гнусных тварей, а прекращалось действие "химзащиты" - и рои мелкой гнусности шли в атаку с намерениями компенсировать прошлый недобор крови военнослужащих.

Обстановка вокруг впору удавиться, но Колька редким талантом не позволял суицидам вырваться на оперативный простор и учинить потери в рядах вооружённых сил.

Это был редкий талант "чистильщика мозгов" с уточнением "гениальный"

Тайга, как море, и в море пять островов-бараков из фанеры, в коих недавно содержались осуждённые по неизвестным статьям граждане "страны советов" Зеков в пятьдесят третьем распустили по домам, на их место позвали меня и ещё четыре сотни человек покалеченных "совецкой властью" Так родился "сапёрный батальон" солдат срочной службы.

А вокруг, на многие километры одно от другого, разбросаны по тайге малые селения с одичавшими жителями кого "совецкая власть на заре становления" не убила немедленно, но "проявила пролетарскую милость" и выслала из центра России.