Знал Колька английский язык, но знания "полувражеского" языка не выставлял на всеобщее прослушивание, остерегался вопросов от бдительных, но глупых соотечественников:

– "Откуда знаешь английский!? Где обучился?"

Китайского языка не знал, но рассказывал интересные вещи: русские эмигранты брали в жёны китаянок и производили красивых детей.

Попутно о расизме "белых людей": наибольшие расисты - "настоящие", "чистые ханьцы". Рождённых от смешанных браков презирали так, как не смог бы презирать ни один русский.

– Это китайцы-то? В их положении давно пора начать "борьбу за чистоту расы" - влез с замечанием бес.

Не могу сказать, по какой причине запомнился столь мелкий факт из жизни русских эмигрантов в Китае. Может потому, что везде буду чужим, или потому, то Китай - более расистский, чем другие азиатские земли?

Сошлись мгновенно: Колька что-то в полголоса пропел на английском из "марша американских солдат", в ответ от меня - кусочек "Лили-Марлен". Обмен музыкальными фразами был чем-то вроде пароля "свой-чужой". В музыке не поняли друг друга и потребовались пояснения.

– Что исполнил?

– Любимую песню немецких оккупантов. Инструмент исполнения - губные гармошки.

– Был в оккупации?

– Был. Откуда бы знал о "Лили"?
– вот она, великая и правильная, бессмертная "рыбак рыбака...", вот она, встреча "меченых"! Один - рождением в Китае, другой - оккупацией! Так и нашли друг друга.

В минуты наивысшей откровенности Колька поминал древнюю бабку и родителей "добрым" словом за неутешную русскую ностальгию: те слёзно просили "советское правительство разрешить им вернуться на историческую родину" и в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году от "Р.Х" "допросились": "совецкая власть" оказала "милость" и впустила "заблудшихся сынов и дочерей своих".

На время службы "в рядах вооруженных сил" Колька поминал маразм предков нехорошими словами:

– Почему бы не попроситься в Англию? В "страну передовой демократии" - персонально Колька не просил "совецкое" правительство дозволить вернуться на "историческую родину", а потому выпады в сторону предков считал справедливыми.

Товарищ обладал удивительным даром: если видел компанию скучающих сослуживцев в курилке на свежем воздухе, то мгновенно понимал, что общество давно и обо всём поговорило, обкурилось дешёвой махоркой до одури, и всё, что можно заплевать вокруг - заплевало, а до обеда ещё много времени.

В чистом таежном воздухе висела смертная скука, а архангельские комары

громадные и лютые, неумолимые и непобедимые, напоминали служащим, что армейская служба - довольно-таки тяжёлая штука!

Но появлялся Колька - исчезали комары и непобедимый "гнус", мелкий, но сильный количеством кровососущий паразит. Три лета службы хватило для вечной памяти о гнусе архангельских болот.

Вонючий препарат с именем "диметилфтолат" какое-то время сдерживал атаки гнусных тварей, а прекращалось действие химзащиты - и рои мелкой гнусности вновь шли в атаку.

Обстановка вокруг - впору удавиться, но Колька "вражескими методами" не позволял суицидам вырваться на "оперативный простор" и учинить потери в "рядах вооружённых сил".

Сегодня за талант назвал бы сослуживца по стройбату "чистильщиком мозгов" с добавлением "гениальный": он того стоит.

Тайга, как море, и в этом море - пять бараков из фанеры, в коих совсем недавно содержались "зеки" осуждённые по неизвестным статьям. Зеков в пятьдесят третьем распустили по домам, а на их место позвали меня и ещё четыреста человек покалеченных "совецкой властью". "Сапёрный батальон" солдат срочной службы.

А вокруг, на многие километры одно от другого, по архангельской тайге, разбросаны малые селения с одичавшими жителями из таких, кого советская власть "на заре становления" не убила немедленно, "проявила пролетарскую милость" и выслала из центральных областей России. Сосланные проживали, в отличие от нас, солдат, в полном мраке и без еже утренних "политинформации" от майора-замполита.

Как-то наши доблестные сапёры, а всего-то "стройбатовцы", в поисках спиртного забрели в одно из таких селений и попросили воды. Вода не нужна, вода - невинный повод завести разговор с обитателями селения и выведать "главную военную тайну": есть ли в селении самогон?
– древняя, дикого вида старуха в ажитации ответила:

– Крест на маузер, а не воды вам!
– взвилась ветхая, с не угасшей яростью, женщина: невинных, простых "совецких" рабочих людей, приняла за чекистов времён "становления советской власти". Что судить: любая форма, отличная от гусарской, приводила женщину в ярость! Объяснять, что забредшие в глухомань люди в поношенной форме неизвестных родов войск недалеко ушли от ссыльных Во всей "стране советов" шёл пятьдесят пяты год двадцатого столетия, и только обитатели одичавшего таёжного поселении дальше двадцатого не ушли. Пожалуй, они и о прошлой войне ничего не знали - такая была "неучтённая" глухомань. Чем жили, чем питались - не мог представить. Кругом тайга, болота, песок и чем гиблые места могли прокормить человека?
– заблуждения о возможностях тайги в прокорме человека продолжалось недолго, хватило и года пребывания. Но об этом - в другой раз.