– Роза… – Я точно знал, что собирался ей сказать. Я двадцать раз репетировал этот разговор во время долгой дороги из Морвы и в точности решил, что надо делать, поэтому начал говорить с уверенностью, которая должна была ее успокоить. – Первое, что надо сделать, – быстро говорил я, – это сходить к врачу. Нужен точный диагноз. Если подтвердится наихудшее, положись на меня. Я о тебе позабочусь. Я не богат – на самом деле сейчас у меня почти ничего нет, – но у меня есть определенные надежды, и я думаю, что знаю, где достать денег. Как только я их достану, я напишу тебе письмо на бумаге с гербом моей матери. К счастью, у меня осталась пара листков, и я сделаю вид, что мать предложила тебе место в Лондоне. Ты покажешь письмо миссис Трин, я не думаю, что она усомнится. Это будет предлогом уехать из Сент-Ивса. Пока ты будешь ждать, я думаю, тебе лучше будет поселиться в Пензансе, по крайней мере, пока я остаюсь в Морве; если же мне придется переехать в Гвик, я устрою так, чтобы ты перебралась в Хелстон. И все же Пензанс сейчас наилучший выход, поскольку он находится достаточно близко от Морвы, чтобы я мог приезжать к тебе каждую неделю и следить, чтобы все шло нормально. Я сниму для тебя там комнаты, оплачу врача, акушерку и все остальные расходы. Видишь, тебе не о чем волноваться! Ты сможешь носить обручальное кольцо, представляться всем как миссис Парриш, вдова, и никто никогда ни о чем не догадается. Когда все окончится, мы найдем ребенку приемную семью. Существует много богатых, но бездетных семей…

– Нет, – твердо произнесла она.

Наступило молчание. С прервавшимся дыханием я увидел, что по ее щеке течет слеза.

– Но, Роза…

– Нет, – повторила она, и ее нежный рот сложился в упрямую линию. – Я не могу. Я не могу отдать своего собственного ребенка. Это разобьет мне сердце.

Я умолк. Я не знал, что делать. Этой возможности я не предусмотрел.

– Я не буду просить тебя о помощи, когда он родится, – сказала она. – Я как-нибудь управлюсь. Но не отдам его.

– Но, Роза, я не смогу содержать…

– Я уже сказала, что не буду просить твоей помощи.

– Но ведь я должен буду тебе помогать! – Я почувствовал, что угодил в ловушку, и разозлился. – Не кажется ли тебе, что ты поступаешь эгоистично? Разве два хорошо обеспеченных приемных родителя не дадут ему больше, чем…

– Нет, – сказала она, – я его родная мать, я буду его любить, а ни один ребенок не нуждается в большем, чем любовь. Это ты поступаешь эгоистично.

Я резко поднялся.

– Я просто рассуждаю практично, конструктивно и пытаюсь сделать все возможное в наших общих интересах. Чё… – Я чуть было не чертыхнулся. – Роза, если ты оставишь ребенка, ты можешь никогда не выйти замуж! По крайней мере, у ничем не обремененной женщины больше шансов…

– Если я не могу выйти за тебя, то не хочу замуж ни за кого.

Я опять умолк.

– Но я… – Я не находил слов. В конце концов мне удалось, запинаясь, проговорить: – Но я не могу жениться на тебе, Роза! Не могу!

– Да, ты уже объяснял, – сказала она, – у тебя нет денег. – Она заколебалась, потом произнесла быстро, не глядя на меня: – Но если тебе есть чего ждать… может быть, позже…

– Это не только вопрос денег. – Чувство вины заставило меня признаться в том, что я собирался от нее скрыть. – Видишь ли, есть другая женщина…

Она закрыла уши руками.

– Я не желаю слышать.

– Но…

Она отняла руки от ушей.

– Если у тебя был кто-то еще, зачем ты ухаживал за мной, когда приехал в Сент-Ивс?

– Это было неправильно с моей стороны…

– Значит, тебе все равно. Даже тогда было все равно.

– Нет, не все равно… по-своему… ты нравишься мне, Роза, но…

– Ты с ней… ну, как мы в купальном тенте…

– Нет.

Она была раздавлена. Я виновато смотрел на нее, а она попыталась заговорить, но слова не шли у нее с языка.

– Мне не следовало соглашаться… в купальном тенте… но я так тебя любила… и не понимала, что происходит, до тех пор, пока… О, какой же ты, должно быть, считаешь меня дурой… дурой, невеждой, достойной презрения!

– Это не твоя вина, Роза. Конечно же, ни одна хорошо воспитанная девушка не может знать достаточно о таких вещах. Об этом не может быть и речи. Вина лежит на мне, и я не могу понять, почему ты, после того как я так постыдно с тобой обошелся, хочешь за меня замуж…

– Я тебя люблю, – просто сказала она.

– Но ведь ты не можешь меня любить!

– Могу, я ничего не могу с собой поделать. – В ее глазах опять заблестели слезы. – Я раньше не встречала никого, похожего на тебя. Ты, Марк, так отличаешься от молодых людей, которых я знала в Девоне. Ты такой умный, так полон энергии и… у тебя есть цель. Даже просто быть рядом с тобой – это так волнующе и ново. Тебе не понять, что значили для меня дни, проведенные с тобой. Это были самые замечательные дни за всю мою жизнь.

Я полыхал краской смущения, не находя слов из-за угрызений совести.

– Не сердись на меня, Марк. Пожалуйста.

– Я не сержусь на тебя, Роза, – сказал я. – Не сержусь. – Стыд мучил меня так, что я едва мог находиться с ней в одной комнате. – Но я некрасив! – сказал я сердито, желая, чтобы она меня возненавидела, желая ее презрения, чего-нибудь, чем я мог бы облегчить накатившее на меня чудовищное чувство вины. – Я уродлив! Я слишком толст! Во мне нет даже обычной привлекательности! Как я могу тебя волновать?

Она смотрела на меня, щеки ее были мокры от слез, губы дрожали, но, несмотря на это, я увидел, как в уголках ее губ задрожала улыбка.