Хора тревожил сон. Слишком короткий, чтобы что-то понять, кроме общего хаоса, и слишком яркий, чтобы сразу его забыть. Вообще сны, явившиеся вне родного дома, запоминались очень хорошо, до мельчайших подробностей, даже лучше, чем обычные кошмары, а если уж они сами оказывались кошмарами… Тогда все мысли занимало исключительно то, что довелось увидеть, и страх перед неведомым выводил из равновесия, мешая обычному спокойствию и порой доводя до совсем уж крайностей.

Хор всегда очень внимательно, слишком внимательно относился к снам и постоянно ожидал, что их частичка сбудется в реальности. Любые их намеки на что-то неприятное заставляли в два раза сильнее беспокоиться. Из-за своего болезненного восприятия тревожных видений он старался никогда не ночевать вне дома и этого правила придерживался неуклонно. Потому и ушел от Хемены, потому и не желал оставаться вместе с Мистералями. Потому и умчался от них, переживая по поводу сна и опасаясь, что дальше может привидеться что-то ещё более мрачное. В Квемере действовал таинственный убийца, впереди маячила ответственность, связанная со званием Эссентессера, и Хор не собирался прибавлять себе беспокойства. Ему предстояло сосредоточенно выполнять ответственные действия, и ошибка в них могла стоить гораздо больше, чем уже имеющая мало смысла информация о Мистералях.

Хор в последний раз вернулся в общежитие, с каким-то особым наслаждением провернул ключ в двери и вошел в комнату. В место, на долгие три года ставшее настоящим домом за неимением других вариантов. Интересно, где полагалось жить преемнику Маршала? Этого вопроса он изучить не успел, не думая, что когда-нибудь заберется на такие высоты. Кажется, все Эссентессеры жили рядом, хоть и имели право ночевать в других квартирах.

Уснуть удалось довольно быстро, и никакие видения хаоса уже не тревожили до самого утра — довольно хмурого, однако принесшего удовлетворение. К погоде Хор относился очень ровно, считая её не больше чем фоном, не способным влиять на настроение и планы, только если природа не устраивала прямых помех. Такое в его жизни случалось всего пару раз: столичный город, отделившийся от природы, не настолько от нее зависел, чтобы страдать из-за продолжительных дождей, ветров или валящего сугробами снега. Всегда находились люди и механизмы, быстро нейтрализуйющие все последствия.

В отличие от напарника, Раль к погодным явлениям относилась более чутко, наверное, примерно так же, как он — к своим снам. Она особенно остро воспринимала закаты, однако и дожди, и радуга, и хмурость небес тоже удостаивались её пристального внимания и могли стать причиной выводов о грядущем дне или просто задумчивого настроения, в котором напарница не желала устраивать рискованные выходки. Сейчас, когда надобность в них отпала, Раль, видимо, сделалась спокойным, любящим подстраиваться под природу человеком. Теперь она снова вливалась в покинутую когда-то семью.

Хор надеялся, что для него сохранилось хоть какое-то место в мыслях напарницы, ведь не зря же они столько провели вместе, участвовали во многих передрягах, поддерживали друг друга, как могли. В момент встречи оба были неопределенными одаренными, уставшими от своего статуса и не понимавшими, в каком направлении двигаться, если преподаватели предлагали мельтешащую россыпь профилей и нисколько не помогали в выборе, хотя в во весь голос заявляли прямо противоположное.

На почве этого непонимания и желания отстраниться от ситуации Раль с Хором и сошлись. Они не желали поскорее подобрать себе приемлемое занятие и убраться отсюда. Они хотели чего-то большего, они стремились по-настоящему жить, и каждый действовал по своему плану, однако ж при этом получилась неплохая пара, объединившая свои усилия. Хор двигался по намеченному ещё с детства пути, намереваясь сделать то, что мог сделать он и только он. Раль, как теперь стало понятно, мечтала вернуть дар и прикладывала все усилия для этого. Они двое начали контрабанду с кольцами и благодаря этому избродили теневую сторону Квемеры, став полноправными её членами. Это продвинуло обоих на тех стезях, которые они избрали, а заодно расширило возможности будущей деятельности.

Хор просыпался в общежитии Центра Одаренных, уже не относясь к этому Центру. Сегодня Ли ждала результатов, но не могла их дождаться. Сегодня Мальс Хор шел как проситель к Байонису Эссентессеру.

С легкой усмешкой он проводил взглядом часозвоню. Туда доступ имели только Эссентессеры, и раньше это звучало прямым запретом, ну, а теперь… Теперь Хор сам оказывался в рядах Эссентессеров. Хоть и не заслуживал этим уважения Регента, которая вряд ли забыла последний инцидент.

В здание правительства простым людям заходить воспрещалось, да и знатных без соответствующей бумаги не пропускали. Хор имел бумагу: письмо на имя будущего преемника Маршала с внушительной печатью. Видимо, пока слухи распространялись мало, и солдаты у входа не разобрались, что кандидат в Эссентессеры не того пола, так что человека с письмом пропустили и даже любезно сопроводили на второй этаж в приемную Маршала Объединенного Мира. Байонис Эссентессер вышел сразу же, как только ему сообщили о посетителе.

Главе армии было около пятидесяти, и Хор это знал. Тем не менее, при первой встрече он посчитал бы, что этому человеку максимум сорок пять — учитывая весь отпечаток, накладываемый на внешность столь ответственной и сложной ролью. Так что Маршал выглядел ровно как пятидесятилетний, живущий спокойной жизнью. Похоже, даже война не состарила его так, как могла бы. Байонис Эссентессер родился на юго-востоке Объединенного Мира, потому обладал слегка раскосыми глазами, внезапно напоминая Кея, и более смуглой, чем у прочих жителей столицы, кожей. Шагал он неторопливо, словно с осмотрительностью относился к каждому своему движению, и вообще походил на правителя расчетливого.

— Откуда вы взялись, молодой человек? — в отличие от непроницаемого Хора, Маршал легкой усмешкой показал свое к нему отношение. — Мне всегда казалось, что Хемена — это женское имя.

Тот кивнул.

— Хемена Мистераль с вами полностью согласна, господин Маршал.

— Хемена Эссентессер, — неожиданно резко поправил его Байонис.

— Хемена Мистераль, — повторил Хор и вежливо улыбнулся, делая намек, только собеседник, кажется, понял его не совсем правильно.

— Меня мало интересует величина дара, изначальные таланты и все прочие характеристики, — отрезал Маршал. — Она прошла экзамен, а значит, стала моим учеником. Все. Она — Эссентессер, хоть этого ещё нет в документах.

— Нет? Вот и прекрасно, — Хор действительно обрадовался: выходит, об ошибке узнало совсем мало людей, и это облегчало положение Хемин. — Дело в том, что экзамен она, не подозревая о его важности, писала дома — за это попустительство следует спрашивать господина ректора Военной Академии. И так вышло, что я помог леди Хемене решить задачу с дирижаблями.

Маршал смотрел на него очень внимательно. А затем, решительно и быстро отодвинув стул, сел, уже не взвешивая каждое движение.

— Врать о таком было бы верхом наглости и фантазии. Что ж, молодой человек, раз вы не изволили сами прийти на экзамен и явить нам свои способности и знания, то экзамен вам будет прямо сейчас.