Счастливым днем в моей жизни был этот тихо прожитый августовский день, опечаленный лишь тем, что Василий Иванович Чапаев все-таки погиб в Урал-реке.

Утро первого сентября, словно его вымолила моя набожная бабушка, было ярким и солнечным. Благодарная природа поднесла его нашему селу на сверкающем золотом подносе, краями своими опирающимся на камышовые плавни озер.

Как издавна заведено на Руси, провожать учиться в первый класс было святым долгом родителей или старших братьев и сестер. Нашего Петю-Петушка мы провожали в то утро в школу почти всем семейством. Не было в этом торжественном эскорте только бабушки, которая в этот день пекла хлебы, да отца и дяди Васи, еще до выгона стада ушедших на работу. Они еще не закончили оборудование спортивного зала. Зина в этот утренний час спала, а посему ей не посчастливилось увидеть наряженных в белые отглаженные рубашки братьев. Когда мы, окружив маму, шли по улице, из всех окон на нас смотрели соседи. Некоторые взгляды я перехватил. В них было, если не восторг, то, по крайней мере, умиление.

Сереже к этому времени исполнилось уже шестнадцать, весной он получил паспорт. Младшенькому Пете не было восьми лет, но он осилил полбукваря, знал все буквы и считал до тридцати. Директор пошел навстречу бригадиру, отдавшему много сил на строительство школы, и, несмотря на переполненные первые классы, записал Петю в школу.

Сегодня на нем были новенькие, сшитые мамой из мелюстина черные штанишки с двумя карманами, которыми малыш особенно гордился. Обут он был в купленные еще летом дядей Васей сандалии с дырочками. На плече висела сшитая из холстины сумка с карманчиком для чернильницы, а в сумке — новый букварь и две тетради в линейку. Больше всего Петя боялся наступить в коровий помет, оставленный после прогнанного утром стада.

Возглавлял семейное шествие самый шустрый из пяти братьев — Толик. Заядлый голубятник и страстный футболист, в этом году он шел уже в третий класс. Младшие должны были учиться на первом этаже, и они немножко завидовали мне, Сереже и Мише, которые учились на втором. Букет георгинов, выращенных бабушкой, несла мама. Когда свернули на самую длинную в селе Пролетарскую улицу, в нашу процессию стали вливаться знакомые мальчишки и девчонки.

Бросалось в глаза, что тихих, сосредоточенных «первоклашек» вели за руку матери или бабушки, которые что-то внушали своим детям или внукам.

Школа сверкала на солнце стеклами своих широких окон, напоминая большой белый торт. Как и в городе, по сложившейся традиции малышей-первоклашек в школу за руки вводили комсомольцы-старшеклассники. Есть в этом обычае что-то трогательное, волнующее и глубоко искреннее. Уверен, что только человек с окаменевшей душой может забыть утро, когда его, ребенка, старший товарищ провожал до дверей класса, в котором ему предстояло учиться.

Но когда старшеклассник взял Петю за руку, он почему-то вдруг заробел и остановился, вроде бы пытаясь вырвать свою загорелую ручонку. Тогда Сережа, что-то сказав товарищу, сам взял руку младшего брата и пошел рядом с ним. Когда Петю поставили в первую шеренгу, во главе которой стояла девочка в пионерском галстуке, державшая в руке картонку с цифрой «1 Б», мы, старшие братья, разошлись по своим классам. Все было при этих встречах: и пожатие рук, и хлопанье по плечам, и возгласы «ну, и здоров ты стал…», и борцовские обхваты, в которых чуть не рвались рубашки. Девятый класс в этом учебном году соединили из двух прошлогодних восьмых. По распоряжению крайисполкома школа стала не восьмилеткой, а десятилеткой.

Все было бы хорошо, но не знали мы, да и не могли предчувствовать, что 1 сентября 1935 года обрушится на нашу семью тяжелым ударом. Когда все классы с пятого по девятый были построены в широком, светлом коридоре второго этажа, дежурный учитель, подняв над головой изрядных размеров бронзовый колокольчик, снятый с деревянной колокольни, прошелся вдоль строя учеников и, дождавшись полной тишины, сообщил, что директором средней школы приказом крайоно назначена Берта Марковна Яцкович. Потом он отступил к стене и поклонился в сторону вышедшей из учительской высокой, средних лет женщине, одетой в светло-коричневый приталенный костюм с отложным воротником, из грудного карманчика которого белела ажурная каемка носового платка. Короткая, мужская прическа ярко рыжих волос, прямой с горбинкой нос и взгляд уверенного в своей силе и значительности человека как-то сразу определили ее далеко не славянское происхождение. Я сразу почувствовал, что эта женщина знает себе цену и уверена в своей правоте. Когда она, сверкнув золотыми зубами, заговорила, подростки замерли. Для них золотые зубы служили показателем не только богатства, но и своего рода начальственной значимости.

Поздравляя с началом учебного года, директриса четко выразила мысль о том, что мы, школьники, в большом долгу перед партией и государством, подарившими ребятам этот светлый храм, в котором им предстоит учиться. Выступление ее завершилось здравицей Сталину и Центральному Комитету партии, на что сомкнутые ряды школьников ответили рукоплесканием.

После некоторой паузы директриса достала из бокового карманчика какую-то записку, развернула ее, и, подняв голову, четко произнесла:

— Ученикам 9-го класса Сереже Лазутину и Мише Соколову выйти из строя.

Я, стоявший в хвосте растянувшихся во весь коридор шеренг, видел, как после некоторого замешательства, из рядов старшеклассников вышли мой брат Сережа и Миша Соколов, которому по алгебре и геометрии не было равных в седьмых и восьмых классах. Седой математик Алексей Гаврилович Карболин пророчил ему большое будущее и не раз советовал родителям Соколова после окончания десятилетки всеми силами пробиваться в Москву, в университет.

По лицу директрисы я скорее почувствовал, чем понял, что она вывела этих двух учеников из строя не к добру. И сердце меня не обмануло.

— Сережа Лазутин и Миша Соколов по причине переполненности 9-го класса приказом роно к дальнейшему обучению не допущены. Свое образование вы можете продолжить в вечерней школе рабочей молодежи. Документы об окончании 8-го класса получите в канцелярии завтра утром.

И сейчас, когда я вспоминаю этот день, перед моими глазами встает, словно бронзовое изваяние, директриса. Вижу, как, опустив головы и постепенно ускоряя шаг, уходили по коридору два наших лучших ученика. Два последних года они в течение всех летних каникул работали на строительстве этой школы, до нарывов и ссадин на ладонях и на ногах заготавливая дранку из метровых сырых досок, подвозя на тачках кирпичи и песок, сгребая мусор на стройплощадке.