— Там что, и аппарат есть?

Ему показалось, что Наташа думает сейчас о чем-то своем. По крайней мере, она смотрела на реку. Вот кивнула и ответила:

— Нет.

Наташа осторожно сняла прилипшую к виску паутинку. Подняла руку —и пустила шерстистую серебряную нитку по воздуху,

— Аппарат ставят только на сезон. А потом снимают.

— У него свой номер, конечно?

— Нет, номер общий. Получается, что у нас на два месяца спаренный телефон.

— Значит, летом у вас тут веселей, когда лесорубы приезжают?

—- Да... Ребята вечерами собираются, играют на гитаре. Мы к ним ходим. Правда, в этом году лесу дали отдохнуть — заезда лесорубов не было.

Она улыбнулась так, будто знала что-то только ей известное и не хотела с ним этим знанием делиться.

—- Вы часто бываете в Охотоморске?

Наташа нахмурилась.

— Бываем, но не часто. Когда Колю вызывают в райисполком или в отдел лесоустройства.

— Вы ездите с ним?

Она с удивлением посмотрела на Косырева:

— Конечно. Интересно — с кем это я еще могу поехать?

— Может быть, иногда одна?

Косырев вдруг понял: ему сейчас важны совсем не ее ответь!, а именно ее отношение к нему. Наташа улыбнулась — в этой улыбке ощущалось и сожаление, и в то же время что-то вроде гордости.

— Коля меня никогда не отпустит одну. И здесь одну не оставит.

— Никогда?

Она смешно выпятила нижнюю губу:

— Ммм. Никогда в жизни. Боится. Я ему говорю: я же здесь до твоего приезда все равно одна жила. А он: ну, это так получилось, то — другое дело.

Отвернулась, закинула голову. Сказала, щурясь:

— Да, хороший день. Хотя, чего он боится, не понимаю. Здесь могут быть только свои, и потом, Варяг же со мной. Петр Лаврентьевич недалеко. Всегда позвонит, спросит — как ты, что,

— У вас с ним хорошие отношения?

— Он часто к нам в гости приезжает. И мы к нему.

— Наташа. Я... должен буду сюда еще приехать. И еще раз поговорить с вами...

Косырев обернулся и оказался лицом к лицу с Николаем Улановым. Тот стоял молча, почти вплотную, и Косырев видел, что на этот раз в глазах у Уланова не только неприязнь к нему, но и прямая угроза. Уланов посмотрел на Наташу. Она кивнула, дернула поводок и пошла вместе с Варягом к дому. Косырев почувствовал раздражение, но постарался сдержать себя.

— Николай Дементьевич, я хочу еще раз восстановить все детали... Как вы первый раз заметили моторку с человеком, которого мы разыскиваем? Гусевым?

Уланов сказал нехотя:

— Очень просто. Услышал звук мотора на реке, выглянул в окно. И увидел, что вниз по реке идет моторка, незнакомая, человек в ней чужой. Ну, я тут вспомни... что Геннадий Иванович говорил... Спустился тихо с тыльной стороны, взял с собой бинокль на всякий случай. Встал за ближним срубом, посмотрел в бинокль — как будто тот самый человек, которого милиция ищет. Я наверх, к телефону. Вдруг звонок — Даев. Слушай, кричит, Колюнь, тут подозрительная моторка только что прошла. Я уже сообщил Рузаеву в Охотоморск, сейчас милиция здесь будет. А неизвестный вроде к твоему причалу курс держит. Понял, говорю, Лаврентьич, я его уже видел. А он мне: знаешь, Коль, бери тихо берданку и спускайся вниз, попробуй его взять.

Уланов прищурился, будто сосредоточиваясь.

— Я, честно говоря, и сам хотел так сделать. Хорошо, говорю, Лаврентьич, лады. Взял ружье, только смотрю в окно, этот Гусь швартов назад отматывает. Я выскочил, пока добежал до спуска, он уже на полном ходу развернулся и... вверх по Усть-Ине. Я ему: стой! Выстрелил пару раз в воздух, но его и след простыл.

«Выстрелы дал предупредительные»,—подумал Косырев.

— Николай Дементьевич, ну, а вы можете объяснить, почему Гусь направился именно сюда?

Интересный у него взгляд, мелькнуло у Косырева. Даже когда отводит глаза в сторону, кажется, что он следит за тобой,

— Понятия не имею. Мало ли что... Нет. Не знаю.

— Да, кстати — когда это точно было?

— Как будто сами не знаете. Пожалуйста, скажу точно. Двадцать первого июля.

— Еще одно. Вы уверены, что спустились с пригорка незаметно?

Уланов усмехнулся — как показалось Косыреву, отлично осознав смысл вопроса.

— Уверен.

Все, что сказал сейчас Уланов, все до последнего слова выглядит абсолютно правдоподобно. И в то же время именно такое объяснение, вот такое, правдоподобное до мелочей, именно оно как раз порой вызывает подозрение. Косыреву показалось, что в рассказе Николая ощущается подтекст. Но какой? Надо все-таки проверить, чем и как Уланов добирался сюда в те пять Дней, между десятым и пятнадцатым марта. Спросить об этом Уланова сейчас? Так, мол, и так, что вы делали между десятым и пятнадцатым марта? Нет. Если Уланов к ограблению не причастен, это ничего не даст. Если же Уланов как-то все-таки связан с преступниками — этим вопросом он его только насторожит.

Уланов насмешливо скривился:

— Что еще рассказать, Валерий Андреевич?

Да, тоном и манерой говорить Уланов сейчас явно напрашивается на резкость. В любом случае он, Косырев, должен держать себя в руках.

— Пока все, Николай Дементьевич. Но у меня еще могут возникнуть вопросы, так что я целиком рассчитываю на вашу помощь» Хорошо?

— Хорошо. И я рассчитываю на вашу помощь.

Наверное, около минуты Уланов молчал, разглядывая реку. Повернулся:

— Знаете что. Пожалуйста, я вас очень прошу. Оставьте мою сестру в покое.