Про человека, который уснул на фоне сбывающихся антиутопий, а проснулся в мире магнитного монорельса, наноассемблера и уже начавшегося терраформирования Марса. Накануне технологической сингулярности... (сей скромный рассказ знаменит тем, что его раскритиковал сам Олег Дивов, самый титулованный российский фантаст))). Впрочем, предлагаю вам составить свое мнение. Возможно, в будущем этот своего рода литературный синопсис вырастет в целый роман.
Annotation
Про человека, который уснул на фоне сбывающихся антиутопий, а проснулся в мире магнитного монорельса, наноассемблера и уже начавшегося терраформирования Марса. Накануне технологической сингулярности... (сей скромный рассказ знаменит тем, что его раскритиковал сам Олег Дивов, самый титулованный российский фантаст))). Впрочем, предлагаю вам составить свое мнение. Возможно, в будущем этот своего рода литературный синопсис вырастет в целый роман.
Доронин Алексей Алексеевич
Доронин Алексей Алексеевич
Странник
Странник
В этот день он, как и обещал, навестил родителей. И теперь сидел за столом в их небольшой квартирке на третьем этаже, ковыряясь вилкой в тарелке и тыкая пальцами в сенсорный экран смартфона.
– Да отложи ты свою балалайку, - проворчал недовольно отец.
– Так редко тебя видим.
За приоткрытым окном с белыми занавесками клонился к закату яркий солнечный день. С футбольной площадки во дворе были слышны удары по мячу и крики детей. Где-то лаяла собака. Из какой-то машины неслась развеселая и глупая песня про Николая, которого героиня песни не могла забыть.
– Я же ничего не говорю, папа, что ты даже сейчас с газетой. Что нового в мире?
– парировал сын.
– Все то же самое. Опять международная напряженность... Как бы войны не было.
– Не будет никакой войны. Это я тебе могу гарантировать.
– Да откуда ты знаешь?
– Ну, хватит вам, пожалуйста, - мать отвернулась от плиты, где она помешивала мясо с овощами.
– Накладывай себе еще салата, сынок. Ты же всегда такой любил.
Она сняла передник и села за стол.
– Я понимаю, ты целыми днями пропадаешь на работе, - завела свою старую песню мама, испытующе глядя на него.
– Но мог бы и почаще заглядывать. Живешь в соседнем городе, а мы почти три месяца тебя не видели. И лучше вместе с Олей...
– У меня все хорошо. Точнее, у нас, - усмехнулся сын, думая о чем-то своем.
– Когда внуки будут?
– более прямолинейно высказался отец, не отрываясь от газеты.
– Или вы с ней из этих, чайлд-фри?
– Да что ты заладил? Скоро будут. Мы всего год вместе. Я наконец-то нашел то, что искал. И счастлив, как идиот, - сын наколол на вилку кусок говядины, посмотрел на родителя в раздумье, после чего отправил кусок в рот.
– Мы с ней понимаем друг друга с полуслова. У нас даже музыкальные вкусы совпадают. И стихи она любит такие же.
– Подумаешь, стихи. Чувствую, мы умрем раньше, чем дождемся внучат, - вздохнул отец и снова погрузился в чтение. Целый газетный разворот занимали новости из одной ближневосточной страны.
Мать всплеснула руками. Она терпеть не могла конфликты - ни военные, ни семейные.
На парковке возле супермаркета девушка в легком платье складывала покупки в машину-малолитражку. Ничего тяжелого - сок, яблоки и мюсли. На пальце блестело витое кольцо из белого золота с маленьким камушком. Оно очень подходило к ее синему платью и волосам цвета не то меда, не то спелых колосьев пшеницы. Двигалась девушка легко, улыбаясь каким-то своим мыслям. Туфельки - не новомодные "лабутены", а что-то более удобное, цокали в такт: "тук-тук-тук".
Внезапно ее улыбка поблекла, а чистый лоб наморщился. Девушка подняла глаза вверх и застыла с пакетом в руке. Потом перевела взгляд на людей, которые выплескивались потоком из чрева магазина через автоматические двери.
Посмотрела недоверчиво, словно увидела их впервые. Потом глаза ее снова устремились в безоблачное небо почти одного с ними цвета, будто там она что-то хотела разглядеть.
"Это все... ненастоящее", - можно было прочесть по губам.
Говорят, человек чувствует направленный на него взгляд. Но кто может уловить взгляд, обращенный на него за тысячи километров? Даже если в нем так мало человеческого?
Тот, кто мгновение назад смотрел глазами сидящего за столом голема, стоял один посреди пустоты. На миллион парсеков в любую сторону трехмерного пространства - не было больше никого и ничего. Да и одиннадцатимерное неевклидовое было пустым.
Не только тех, кто мыслит - не было никаких материальных структур. Сюда даже астероиды не залетали. Только вакуум и редко распыленные в пространстве атомы водорода. Да реликтовые частицы, продолжающие свой полет, начавшийся в момент Большого взрыва.