— Шесть лет?! — в холодном ужасе повторил я.

— А вот если посмотреть на сей проступок с точки зрения статьи 291, - не обратил на мои слова внимания Бранк, — дача взятки, а у нас больше «ляма», значит, в особо крупных, то это уже до 12-и годков, да-с.

— Боже! — пробормотал я.

— Именно, — с готовностью подхватил Бранк. — Только Аллаху с Иеговой в этой ситуации известно, чем оно Питкесу твоему может вылиться. Будем работать. И — адвокат нужен нормальный. Срочно. Допросить обязаны в течение не более суток после задержания, а до того ему должны предоставить не меньше двух часов на встречу с адвокатом. Во сколько должны были начаться торги?

— В одиннадцать-тридцать, — вспомнил я информацию от Павлика, одновременно устыдившись, что не помню этого сам.

— Отлично. Он же ехал на торги, значит, приняли его никак не позже времени их начала. То есть, допросить его должны до одиннадцати и, значит, адвокат никак не позже девяти утра завтрашнего дня должен бить копытом у дверей СИЗО и требовать встречи со своим подзащитным. Успеешь грамотного «шапиру» до утра подогнать?

— Шапиро? — не понял я. — Это в смысле, чтобы адвокат был обязательно из евреев?

— Да хоть из монголо-татар, лишь бы дело знал! — воскликнул Бранк. — Шапирами на фене вообще адвокатов кличут. Еще — врач, доктор, но чаще — шапира. А вообще смотри, как тонко на самом деле подмечено: что ни известный адвокат, то иудей. Винавер, Слиозберг, Хейфец, Брауде, Резник, Падва, Клювгант, Добровинский… кто еще? — Шмидт, Барщевский, — кого ни пни, везде они! А вот судью или прокурора-еврея обыскаться — не сыскать! Почему так, как думаешь?

И, не дожидаясь ответа, Витя Бранк весело рассмеялся. «Есть такая профессия — людей от родины защищать», — вспомнил я фразу времен Сахарова, Буковского и прочих диссидентов. Тогда она казалась мне цинично-ернической, но и сейчас произносить ее вслух при Вите Бранке я почему-то не стал.

— Есть адвокат, хоть и не из «шапир», — вернул тему на рельсы я.

— Ну, и хорошо, — снова посерьезнел Бранк. — Созванивайся, договаривайся. Вроде, все. Меня в курсе держи. Завтра как буду в Москве, позвоню. Давай, Сеня, не дрейфь, держи хвост пистолетом, не таких сусликов выливали!

И отключился. Я грустно улыбнулся намеку на похабный анекдот времен глубокого детства и, наконец, отнял айфон от горящего уха. На табло горела пиктограммка неотвеченного вызова. Кто же это звонил и откуда? Вдруг что-то важное? В другое время можно было бы и проигнорировать, но не сейчас. Надо проверить. Я кликнул на странный номер.

— Алло! — одновременно раздраженно и удивленно ответил на другом конце провода знакомый голос. — Алло, кто это?

Это была Ива. Меньше всего в негадано-нежданно разбушевавшейся вокруг меня свистопляске мне сейчас не хватало общения с Ивой. Какого, собственно, фига она в открытую названивает среди бела дня, нарушая все правила давно утвердившейся между нами конспирации? Мозг послал уже было пальцам команду нажать на отбой, но язык оказался быстрее мозга.

— Ой, привет! — по привычке придав голосу приличествующую случаю радость случайной встречи, воскликнул я. — Ты звонила?

— Н-нет, — после странной паузы ответила Ива. — Я не звонила. Хотя сижу с телефоном в руке, смотрю на твой номер. Хотела позвонить, потом подумала, может, дома еще, решила эсэмсэс написать, а тут ты сам звонишь. Да еще на этот номер… Дашка вчера телефон свой утопила, я утром пошла в лавку, купила ей новый, с местной симкой, потому что так выходило дешевле. Фантастика какая-то… А еще говорят, что между людьми нет телепатической связи. Ты как этот номер узнал?

Я хотел объяснить, что мне с этого номера был звонок, но хорошо натренированным шестым чувством вдруг почуял в ситуации палево, и «чистосердечно признаваться» решил повременить.

— Ты собиралась мне звонить? — перевел тему я. — Что-то случилось?

Последнюю фразу я произнес даже не в вопросительном, а в утвердительном ключе, потому что сверхнапряженное сознание отсеяло всю лирическую шелуху, четко осознав, что заставить Иву думать о том, чтобы позвонить мне в столь неурочное время могло только что-то весьма неординарное. Особенно учитывая, что расстались мы с ней меньше двенадцати часов назад.

— Случилось, — эхом ответила Ива. — Помнишь, еще вчера говорили об Абике, обсуждали? Я рассказывала, что он в Эльбурган свой собрался ехать? Как мы поругались с ним на этот счет, даже подрались? Помнишь?

Я досадливо поморщился: разумеется, я помнил все, что происходило между мною, моей отдыхавшей в Турции любовницей Ивой, к которой я смог-таки, не вызывая особых подозрений у Ирины, вырваться на уикенд, и Ивиной дочерью Дарьей. Хорошо помнил я и наши с Ивой разговоры о ее муже Абике, как мы привычно сокращали его серьезное имя Аббас, и о сложных и печальных нюансах их семейной жизни. Еще я подумал, что поскольку такое не помнить просто невозможно, то Ива, похоже, просто держит паузу перед тем, как выдать что-то не просто важное, а — сенсационное.