Когда Ричард узнал, что их сосед, сэр Перси Блейкни — самый дерзкий разведчик со времен Одиссея, спросившего у Агамемнона, понравится ли троянцам большой деревянный конь, Ричард и Майлз вместе отправились умолять его принять их в свою лигу. После длительного упрашивания Перси согласился взять Ричарда, но по-прежнему отказывал Майлзу. Он пытался отделаться от Доррингтона, говоря, что тот будет более полезен ему дома. Майлз заметил, что французы, по определению, находятся во Франции, а если он хочет спасать от гильотины французских аристократов, существует вообще-то только одно место, где этим можно заниматься. Перси, с видом человека, приготовившегося к удалению зуба, наполнил два бокала портвейном, больший передал Майлзу и сказал:

— Можешь меня утопить, если я не хочу взять тебя, парень, но ты просто слишком приметный.

В этом-то и заключалась проблема. Рост босого Майлза составлял шесть футов три дюйма. Благодаря урокам бокса у джентльмена Джексона и фехтования у Анжело он приобрел мускулатуру, характерную для статуй Ренессанса. Как воскликнула при первом появлении Майлза в лондонском свете одна графиня:

— О-о-о! Вылитый Геракл, только львиной шкуры не хватает!

Майлз отказался от львиной шкуры и остальных более интимных предложений данной леди, но проблема никуда не делась. Он обладал внешностью, заставлявшей трепетать впечатлительных женщин, а Микеланджело — хвататься за резец. Майлз не глядя обменял бы все это на маленький рост, худобу и неприметность.

— А может, я хорошенько сгорблюсь? — предложил он Перси.

Перси только вздохнул и налил Майлзу еще портвейна. На следующий день Майлз предложил свои услуги военному министерству — в любом качестве. И до сего момента это качество обычно включало стол и перо, а не черные плащи и головокружительные ночные похождения.

— Чем я могу служить? — спросил Майлз, стараясь, чтобы голос прозвучал так, будто его вызывают для важных заданий по меньшей мере раз в неделю.

— У нас есть одно затруднение, — начал Уикхем.

«Затруднение» звучит многообещающе, подумал Майлз.

До тех пор пока это затруднение не связано с поставкой сапог в армию, или карабинов к винтовкам, или чего-то в том же роде. Майлз уже раз попался на этом, и на протяжении нескольких длинных недель складывал еще более длинные числа. За столом. С помощью пера.

— Сегодня утром в Мейфэре нашли убитого лакея.

Майлз скрестил ноги, стараясь не выказать разочарования. Он надеялся на нечто в духе — «Бонапарт вот-вот вторгнется в Англию, и вы нужны нам, чтобы остановить его!». Что ж, мечтать не вредно.

— Наверняка этим займутся сыщики с Боу-стрит.

Уикхем выудил из залежей на своем столе потрепанную бумажку.

— Узнаете?

Майлз вгляделся в обрывок. При ближайшем рассмотрении это оказался даже не фрагмент чего-то, а скорее клочок, крохотный треугольничек с неровным краем там, где его оторвали от листка побольше.

— Нет, — сказал Майлз.

— Посмотрите повнимательней, — не отставал Уикхем. — Мы нашли его приколотым булавкой изнутри к пальто убитого.

Неудивительно, что убийца не заметил оставшийся кусочек, он едва ли достигал в длину полдюйма, и на нем даже не сохранилось никаких букв. По крайней мере различимых. Толстая черная полоса шла вдоль линии отрыва, а затем уходила в сторону. Это могла быть часть заглавной Л или особо затейливо выписанной Т.

Майлз только хотел вторично признаться в своем невежестве — в надежде, что Уикхем не спросит его в третий раз, — когда его осенило. Не часть Л, а стебель цветка. Особого, стилизованного цветка. Цветка, которого Майлз очень давно не видел и надеялся никогда больше не увидеть.

— Черный Тюльпан. — Имя горечью отозвалось на языке Майлза. Он повторил его, взвешивая после нескольких лет забвения. — Это не может быть Черный Тюльпан. Я не верю. Слишком много времени прошло.

— Черный Тюльпан, — не согласился Уикхем, — всегда наносит наиболее опасный удар после молчания.

Против этого Майлзу возразить было нечего. Англичане во Франции нервничали не тогда, когда Черный Тюльпан действовал, а когда он бездействовал. Как свинцово-серая туча перед грозой, молчание Черного Тюльпана предшествовало, как правило, какому-нибудь новому и страшному злодеянию. Австрийских тайных агентов находили мертвыми, младших членов королевской семьи похищали, английские шпионы уничтожались — без шума и пыли. Последние два года Черный Тюльпан хранил полное молчание.

Майлз скривился.

— Вот именно, — сказал Уикхем. Он забрал у Майлза клочок бумаги и вернул его на место на столе. — Убитый являлся одним из наших тайных агентов. Мы внедрили его в штат прислуги в дом некоего господина, известного своей склонностью к путешествиям.

Майлз наклонился вперед.

— Кто его нашел?

Уикхем отмел вопрос, покачав головой.

— Судомойка из соседнего дома, она с этим не связана.

— Она не заметила ничего необычного?

— Помимо трупа? — мрачно усмехнулся Уикхем. — Нет. Подумайте вот о чем, Доррингтон. Десять домов — в одном из них, кстати, была в разгаре карточная игра, — постоянно приходят и уходят несколько десятков слуг, и ни один из них не слышал ничего необычного. На какие мысли вас это наводит?