— Мельников решил перед праздником пошутить, — ухмыльнувшись, высказался Шадрин.

— Скорее всего, кто-либо из начальства приехал, — возразил Юсупов. — Мельников на такие шутки не способен.

— Тогда хуже. — Шадрин бросил в урну окурок и поднялся. — Теперь до вечера торчать тут придется. По местам, что ли?

Заглушая вой сирены и гул тракторов, взревели турбины. К взлетной полосе быстро подрулила дежурная пара. На шутку не было похоже. Летчики бегом припустились к своим самолетам.

Перехватчики с угрожающим ревом унеслись в небо. На стоянку примчались тягачи и топливозаправщики. Аэродром загудел, как встревоженный улей. Самолеты подцепляли к тягачам, вытаскивали из снега и увозили на линию предварительного старта. Там их встречали техники и механики по вооружению. К пушкам подводились набитые снарядами ленты.

Прибежал Синицын, лицо вспотевшее, озабоченное.

— Дятлов, Шадрин! — крикнул он. — Приготовиться к взлету!

— А что случилось? — спросил у Синицына инженер эскадрильи.

— Границу пересек неизвестный самолет, — коротко бросил Синицын.

Весть о нарушителе мгновенно облетела аэродром. Одно это слово согнало с лиц улыбки, сделало людей сосредоточенными и молчаливыми. Все с нетерпением ждали новых сообщений. В душе я завидовал летчикам дежурной пары. У меня даже мысли не возникало, что их могут сбить или они не справятся с заданием. Я уже представлял себе, как один наш перехватчик выходит вперед разведчика и покачиванием крыльев дает знак следовать за собой, а второй держит его в прицеле. Мне хотелось быть на их месте. Я даже завидовал Дятлову и Шадрину: у них есть надежда пойти на помощь товарищам… А вдруг за нарушителем следует второй, третий и в их люках атомные бомбы? По спине у меня побежали холодные мурашки.

На аэродроме затих гул тракторов и машин, смолкли человеческие голоса. Лица у людей суровые, полные ожидания. Известий — никаких.

Я забрался в свой истребитель и включил радиостанцию. Послышался слабый треск, а затем спокойный голос: «Сорок третий и сорок четвертый, наберите максимальную высоту!»

Голос Пилипенко. Уж он-то наведет! Я был уверен в нем. Не раз мне приходилось летать на перехват. Когда за индикатором радиолокационной станции находился Пилипенко, я чувствовал себя уверенно и всегда справлялся с заданием.

Юрка рассказывал, что Пилипенко раньше был летчиком-истребителем, но его списали по состоянию здоровья. Знание тактики и возможностей летчика позволяли ему умело выводить перехватчиков на цель.

— …Курс сто девяносто! — командовал Пилипенко.

«Нарушитель еще над морем», — прикинув, догадался я.

Ко мне по стремянке поднялся техник.

— Ну, что? — спросил он.

— Идут на сближение…

— Сорок третий, курс девяносто, — дал новую команду Пилипенко. — Включи форсаж.

— Вас понял, — ответил ведущий.

— Нарушитель дает тягу, — высказал я предположение технику.

— Сорок третий, видите цель?

— Цель не вижу. Что-то случилось с локатором, — тревожно доложил летчик.

— Смените частоту!..

— Бесполезно…

— Ищите визуально!..

— Иду в облаках.

«Перехватчик попал в радиолокационный луч «дельфина», — мелькнула у меня догадка.

— Атакуй сбоку!.. — крикнул я и осекся. Я не имел никакого права вмешиваться в этот ответственный момент в разговор.

— Ты с ума сошел! — ужаснулся техник и выключил радиостанцию. — Ну, будет теперь дело.

— Какое дело! — Я сорвал с головы шлемофон. — Доучились. Над нашей землей вражеский самолет, а мы сделать ничего не можем.

— Зато восьмой год премии за безаварийность получаем, — вздохнул техник.

Вернулась дежурная пара. Она пронеслась над аэродромом плотно, как на параде, но ни у кого не вызвала восторга.

Летчики собирались группами. Все говорили об одном — о нарушителе и о причинах неудачного перехвата. Еще никто не видел летчиков дежурной пары их сразу вызвали на командный пункт, — но все утверждали, что пролетал не кто иной, как разведчик. Возможно, тот самый «дельфин», к которому мы с Юркой подходили.

Более точную информацию должны были дать вернувшиеся, да и то едва ли: ведь они так и не увидели самолет-нарушитель из-за помех. Но никто не расходился с аэродрома, поджидая летчиков.

Юрка сегодня был неузнаваем. Лицо сосредоточенное и задумчивое, будто у него случилось большое горе. Правда, у других тоже настроение было не лучше. Всех волновали одни и те же мысли.

— Дайте закурить, — подошел к нам Кочетков.

Геннадий протянул ему папиросы.

— Вот сволочи! — выругался невозмутимый Кочетков. — Перед самым праздником.