Хозяйкой большой комнаты в два окна в квартире 13 была проживающая в ней студентка Ка-тя, стало быть, Пашина соседка. Про неё мне было известно, что она приехала в Петербург из Вологды, и что это её отец купил ей комнату в этой квартире, лишь бы она училась здесь, в Питере. Так вот, эта Ка-тя была против продажи её соседом Пашей его комнаты кому бы то ни было по причине её намерения самой выкупить у Паши его комнату, но не сейчас, а вообще - в более или менее отдалённой перспективе, типа, когда деньги будут. У её папы. Поэтому для перехода права собственности на приглянувшуюся мне комнату от Паши ко мне Пашиным агентом недвижимости был предложен план обхождения прописанного в законе запрета продажи комнаты Пашей мне без согласия Ка-ти: 1. По закону Паша имеет право подарить кому угодно, в том числе и мне, без согласия соседей, то есть и Ка-ти, крохотную часть своей комнаты - 1 квадратный метр её площади (или долю, равную одной четырнадцатой его комнаты, площадь которой составляет 14 кв. метров); допустим, Паша делает это, естественно, через нотариуса, и после получения мной от Паши подарка в виде одного квадратного метра его комнаты мои права на оставшиеся квадратные метры теперь уже нашей с ним комнаты (на оставшуюся в его собственности долю в тринадцать четырнадцатых её площади) уравниваются с Ка-тиными, вследствие чего у меня отпадает надобность получать у Ка-ти согласие на покупку у Паши оставшихся 13 квадратных метров площади комнаты; 2. Я покупаю эти 13 квадратных метров, то есть тринадцать четырнадцатых комнаты не спрашивая согласия у Ка-ти.

Я соглашаюсь купить у Паши его комнату по такому плану, то есть в два хода. Хотя осознавал теоретическую оспоримость в суде перехода права собственности на всю комнату от Паши ко мне через предварительное дарение одного квадратного метра её площади. И ведь нотариус при оформлении дарения мне Пашей этого метра его комнаты осознавал - иначе быть не может!
– причину такой вот доброты Паши и её следствие! Далее прошла как по маслу продажа Пашей мне оставшейся б'oльшей части комнаты за 9.200, ведь ни у кого из оформляющих-регистрирующих эту сделку не было возражений против её совершения. И из-за проведения перехода права собственности на комнату от Паши ко мне вот таким образом мной было потрачено только лишнее моё время, а также время всех-всех-всех участников продажно-жилплощадной цепочки, ожидающих только меня с Пашей. И сколько же лишних разов я вынужден был ездить ударно трудиться на майонез за спасибо! Но вернусь чуточку назад.

Моя чеченская война

Как-то во время моей квартирной эпопеи в ноябре мне нужно было получить в жилконторе справки, известные всем как формы 7 и 9, или одну из них - не помню. В нашей жилконторе они выдавались по будням по полдня, и всегда к трём окошкам, откуда они выдавались, выстраивались длинные очереди из желающих получить справки, так что в помещении перед окошками было тесно, не так, чтобы яблоку некуда было упасть, но близко к этому. И ведь была ещё четвёртая очередь в этом помещении - к начальнику жилконторы. И много народу приходило ещё до открытия окошек, чтобы наверняка успеть получить справки. А то, придя уже в часы работы окошек, можно было не успеть в порядке живой очереди добраться до окошка - окончатся часы работы жилконторы.

Я пришёл за справкой/справками заблаговременно и где-то около часа прождал на улице (во дворе, если быть точнее) в очереди перед закрытой дверью жилконторы. Отмечаю, что несмотря на мой ранний приход передо мной стояло внушительное количество народа. И как только настал час открытия жилконторы, в открывшуюся дверь народ хлынул валом: не только в порядке очереди, как стояли на улице, но и в порядке, а точнее, беспорядке по принципу "Кто наглее, тот первее". Войдя в помещение единый поток жаждущего жилконторских справок народа растёкся в четыре рукава-очереди, ведущих к трём окошкам и двери начальника жилконторы, так что менее расторопные (в основном, более старые) оказались обогнанными более наглыми. Вот и я оказался в одной из очередей. Довольно далеко от окошка. Так что стоять мне придётся долго. Я это знаю, потому что уже не первый раз получаю здесь эти справки-формы. Отстояв в очереди порядочное время и продвинувшись к заветному окошку где-то на половину длины хвоста, который мне предстояло выстоять в очереди с момента занятия в ней места при открытии окошек, я стал свидетелем следующей сцены.

В очереди непосредственно передо мной стоял невысокенький такой мужчина чуть моложе средних лет, то есть такой, которого назвать молодым человеком уже нельзя, и одет он был самым обычным образом, то есть ничто не выдавало в нём какого-нибудь крутого, как принято сейчас говорить, человека, способного противостоять наглости, грубости и силе с чьей -либо стороны. Об этом, назовём его для краткости скромнягой, человеке я пишу на основании его вида сзади (он ведь стоял в очереди передо мной) и на основании нижеследующего. Стоим мы, стоим. В очереди. И вот к нему подходит сбоку усатый мужчина средних лет роста метр восемьдесят в шапке-ушанке из натурального меха, совсем не натянутой, а просто положенной на голову, в чёрной кожаной куртке. И тихим голосом обращается к скромняге:

– Я тут к тебе пристроюсь. Если что - я с тобой.

Скромняга ничего не ответил наглецу, ведь тот не пытался встрять в очередь перед ним, а остался стоять лицом к очереди напротив уха этого самого скромняги. Я понял, на что рассчитывал наглец. Что никто из стоящих позади скромняги или не поймёт, что пристроившийся к нему сбоку наглец решил сэкономить время своего стояния в очереди и наверняка успеть получить справки, ведь занятие им очереди в конце её не гарантировало ему этого, или посчитает лучше не связываться с грозного вида наглецом, типа: "Ну что ж, одним человеком больше, одним меньше в очереди, и вообще, пусть выступает против наглеца тот, кого он больше всего задевает, то есть тот, перед кем он непосредственно лезет без очереди, ну а если тот промолчит, то и нам чего вмешиваться?" И поняв это, я понял и причину, по которой он пристроился именно к скромняге. Наглец не мог пристроиться совсем близко к окошку - это было бы слишком заметно и возмутило бы всю очередь, что не позволило бы ему получить справки, а тихо пристроившись где-нибудь в середине очереди, где будут стоять не старики-пенсионеры или женщины, которые точно разорутся при попытке пристроиться к ним, а мужчины, не такие грозные и/или наглые на вид как он, или совсем негрозные и/или ненаглые на вид, то есть такие как скромняга и я, по расчёту наглеца уж точно промолчат, побоявшись его и/или демонстрации собственной слабости по сравнению с ним, или ничего с ним поделать не смогут опять-таки из-за проигрыша ему в силе. Итак, я в глазах наглеца слабое звено в цепи-очереди к окошку, в котором выдаются-заказываются справки-формы, такое слабое звено, которое ему, наглецу, необходимо порвать в собственных интересах. Следует также, наконец, отметить, что наглец жевал черемшу, распространяя вокруг себя вонь чесночного типа. А из телевизора я давным-давно знал, что её любят жевать именно чеченцы. И присмотревшись к наглецу я понял, что он точно чеченец, ведь и шапка на нём лежала (не могу сказать - надета) так, как я видел по телевизору у чеченцев, и черты лица были характерными для них. Однозначно, чеченец! И не мирный представитель своего народа, а боевик, коли готов самоуверенно ввязаться в бой со мной, мирным человеком, тихо-мирно стоящим в очереди, если я посмею помешать ему взять справки передо мной. И вот что я решил. Распространение чеченским боевиком черемшовой вони изо рта - это уже агрессия. И на носы окружающего его русского народа (ну скажите, почему все вокруг должны терпеть эту вонь?), и на сознание (типа: плюю я тут на вас всех свысока, что вам неприятна моя черемша, и я жевал, жую и буду жевать её сколько мне угодно!). а когда подойдёт моя очередь к окошку, то есть после того, как получит в нём справки скромняга, и стоящий чуть впереди меня в очереди чеченский боевик окажется перед окошком и просунет в него свои документы, то произойдёт агрессия в виде физического вторжения в очередь, попирающего моё право получения в порядке очереди справок. И я воспринял это наглое прилипание к очереди источающего вонь злого чеченца не как целенаправленное нарушение именно моих прав и унижение только моего достоинства, а как выпад против всего русского народа, стоящего вокруг меня, ведь выбирая меня в качестве слабого звена злой чеченец осмотрел и оценил и стоящих вокруг меня людей, заключив, что мы стерпим, испугавшись его, а не помешаем ему. Нет, я не могу допустить, чтобы о моём родном Народе думали плохо инородцы. Значит, выпал мне жребий защищать его добрую репутацию, не просто же так меня зовут Алексеем, то есть Защитником по-гречески! А о себе нечего тут думать, и пострадать за правду я готов, ведь я же буду терзаться угрызениями совести потом всю жизнь, если не попытаюсь отстоять свою правду, что я трижды прав, что необходимо не просто прекратить агрессию злого чеченца, но и проучить его на будущее, чтоб знал наших, то есть русских, сам знал и своим соплеменникам рассказал о чреватости нападок на нас, что послужит укреплению авторитета моего Народа в их умах, и, по большому счёту, дружбы между нашими народами, ведь она возможна только при условии взаимного уважения нашими народами друг друга. Так что, не на того напал, волчара! Я клянусь, что ты не получишь справки вперёд меня! И ведь какой наглец: решил обосноваться здесь, в Питере, среди нас, русских (раз он ходок в жилконтору к этим окошкам), а ведёт себя, не считаясь с нами! Так что получишь ты, зло ходячее, урок от меня, если не отреагируешь на моё замечание!:

– Эй! Вы здесь не стояли! Идите в конец очереди!

Ноль реакции. Со стороны его. Как будто я ничего не говорил ему. Ладно, думаю, переходить к активным действиям мне ещё рано, но чувствую, что уже точно придётся. Ну, гад, сейчас у тебя будет последний шанс избежать применения мной тяжёлой артиллерии, итак, я делаю тебе последнее, китайское, предупреждение:

– Прекратите жевать черемшу, ведь невозможно же стоять рядом! А лучше: уйдите в конец очереди!

Боевик никуда не ушёл и продолжил жевать как и жевал, только в лице изменился - теперь его наглая рожа из улыбчивой превратилась в грозно нахмуренную.

Ладно, стой, индюк, и хмурься. Всё равно сегодня тебе справок не видать. А то, что и я сегодня не получу справок, так что ж, не смертельно для меня - ну, подумаешь, лишний день поголодаю (напомню: в этот период я часто ходил поработать за спасибо на майонез), и всего на день замедлю свой переезд из Кристины в Пашину комнату. Ну а как же окружающий нас со злым чеченцем русский народ? Ничего: получит справки в другой раз, что также не смертельно, зато его авторитет не пострадает, а даже возрастёт. И ведь в спалённой пожаром Москве 1812 года был первый поджигатель, а в итоге говорят, что это русский народ постарался, не позволив французам остаться в ней зимовать. В общем, у меня в кармане куртки был газовый "перцовый" баллончик, который я купил для обороны от бомжей, и который я давно уже постоянно носил с собой, ведь опасность со стороны бомжей не миновала, а лишь уменьшилась. Того, что меня могут обвинить в неправомерном применении газового баллончика, я не боялся - возмущение-негодование агрессией злого чеченца мобилизовало меня постоять за русский народ, в том числе и за себя, ощущающего себя его частицей - дать отпор и урок незваному пришельцу-боевику. Так что, если он, злыдень, портит воздух черемшой, то я приправлю его перцем - по-моему, моя ответная мера вполне адекватна действиям злыдня.